Генерал согласился и уже спустя десять минут вошел в кабинет генерала Груденко:
– Добрый день, Александр Олегович!
Груденко гостеприимно развел руки:
– Здравствуйте, Сергей Дмитриевич, здравствуйте! Как говорится, сколько лет, сколько зим? По-моему, мы с вами в последний раз встречались в Москве перед Днем Победы?
– Да! 7 мая! На совещании у Председателя.
– Точно! Вас можно поздравить с удачно проведенной операцией в Пакистане?
Еременко ответил:
– Можно! Было бы! Если бы не одно «но»!
– Что такое, Сергей Дмитриевич?
От слащавого тона этого манерного и какого-то бутафорного Груденко Еременко почувствовал раздражение, но он умело спрятал его в себе. Присел в кресло:
– А то, Александр Олегович, что «похоже» не в полном объеме выполнили задачу руководимые мной подразделения специального назначения.
Настроение у Груденко резко испортилось. Он повторил вопрос:
– Да что случилось, генерал?
– Мне только что сообщили, на плоскогорье остались четверо наших военнослужащих во главе с лейтенантом Савельевым!
Груденко с Юдашиным, находившимся тут же в кабинете, переглянулись:
– С Савельевым? Позвольте узнать, откуда вы получили о нем и его подчиненных информацию?
– По своим каналам. Этого достаточно.
– И вы уверены, что информация достоверна?
– Абсолютно!
– Я бы на вашем месте, Сергей Дмитриевич, не был столь оптимистичен.
– Почему?
– Да потому, что, по нашим данным, лейтенант Савельев, а также его подчиненные погибли. Их родственники получили цинковые гробы. Они похоронены в Союзе, генерал.
Еременко сумел сохранить спокойствие:
– А что вы разнервничались, Александр Олегович? Я получил информацию, что Савельев с тремя подчиненными жив, по вашим данным, они в числе погибших. На войне такое бывает нередко. Разберемся!
Груденко резко спросил:
– Что вы намерены делать, генерал?
– Ну, во-первых, поговорить с бойцами, которых удалось вытащить из Пакистана, начиная с Баженова. Во-вторых…
Груденко прервал Еременко:
– Да я не об этом! Как вы намерены поступить с информацией насчет Савельева?
Еременко выдавил из себя улыбку:
– А вот это, Александр Олегович, мое дело, и делиться своими планами я ни с кем, кроме, естественно, непосредственного руководителя в Москве, не намерен. И вообще, мне непонятно ваше поведение.
Груденко прошелся по кабинету, прикурил сигарету, выкурил ее в несколько глубоких затяжек. Выбросил окурок в форточку. Повернулся к Еременко. Было заметно, что контрразведчик сумел взять себя в руки.
– Буду предельно откровенен с вами, Сергей Дмитриевич, надеюсь на взаимопонимание. Я уже отправил в Москву отчет об операции «Охота на призраков» в части, касающейся исключительно освобождения бывших пленных. Юдашин передал мне ваше мнение насчет этих военнослужащих, и я учел его, признав то, что все они не являются предателями, в плену вели себя достойно, подняли бунт, тем самым помогли реализации задач операции. В отчете отражено то, что из Пакистана в Кабул доставлены все, вы понимаете меня, все военнослужащие, находившиеся в плену у Абдула Фархади, исключая, естественно, уничтоженных подонков спецкоманды «Призраки» и их куратора-оборотня Довлатова. Отчет в Комитете принят. Операция признана блестящей, все ее участники представлены или будут в ближайшее время представлены к высоким правительственным наградам…
Еременко усмехнулся:
– Вы с Юдашиным в том числе?
– Да какая разница? Вопрос по особому лагерю закрыт. Пакистан умолчал о нашем участии в боевой операции на своей территории, признав события у Чиштана внутренним конфликтом между полевыми командирами Хикмата. А тут вы с новостью. Вы понимаете, как воспримут ее в Москве? Ведь получается, операция на самом деле проведена не в полном объеме? Кем в этом случае будем выглядеть мы? Лжецами, ради наград и иных поощрений исказившими факты?
На этот раз нахмурился Еременко:
– И что вы предлагаете, товарищ генерал-майор?
Груденко присел рядом с Еременко:
