– Как здесь мирно, – сказала Яд, словно впервые это обнаружила.
Я хмыкнул и свернул налево, когда огни скиммера выловили впереди заросли корня цепеша. Раскинувшиеся ветки громко царапнули по металлу юбки. Яд поморщилась.
– Может, стоило подождать утра.
Я пожал плечами.
– Если хочешь, вернемся.
– Нет, я думаю…
Радар пискнул.
Мы оба посмотрели на консоль, потом друг на друга. Обнаруженный объект снова пискнул, ближе.
– Может, скирдовоз, – сказал я.
– Может, – но за усиливающимся сигналом она следила с твердой деКомовской неприязнью на лице.
Я вырубил передний ход и ждал, пока скиммер мягко успокоится под бормотание подъемных стабилизаторов. На нас обрушился аромат водорослей. Я встал и оперся на края открытой панели крыши. С запахами Простора ветер принес слабый звук приближающихся моторов.
Я опустился обратно в кокпит.
– Яд, лучше достань артиллерию и займи позицию на корме. На всякий случай.
Она кратко кивнула и жестом попросила уступить ей место. Я отодвинулся, и она легко заскочила на крышу, затем освободила осколочный бластер из ремней кобуры. Бросила взгляд вниз на меня.
– Сигнал?
Я задумался, затем выкрутил стабилизаторы. Бормотание системы подъема усилилось до ровного рокота, затем улеглось.
– Вот так. Услышишь – мочи все, что видишь.
– Есть.
Ее ноги шаркнули по надстройке, она направилась на корму. Я снова поднялся и посмотрел, как она укрывается за хвостовым оперением скиммера, затем обратил внимание на приближающийся сигнал. Радарная установка была необходимым минимумом и не выдавала никаких деталей, не считая постепенно растущего пятна на экране. Но пару минут спустя мне уже не нужен был радар. На горизонте вырос худой силуэт с турелями, поплыл к нам, и на его носу с тем же успехом мог бы висеть иллюминиевый знак.
ПИРАТ.
Чем-то напоминающий океанский компактный ховерлодер, он шел без навигационных огней. На поверхности Простора он казался длинным и низким, но и громоздким от грубых броневых плит и орудийных капсул, приваренных к основному корпусу. Я выкрутил нейрохимию и расплывчато увидел фигуры, двигавшиеся в слабом красном освещении за стеклянными листами на носу, но никакой активности у орудий. Когда судно приблизилось и подставило мне широкий борт, я увидел на металле юбки отметины и царапины. Последствия встреч, которые кончались абордажем.
Включился и прошел мимо меня прожектор, затем вернулся и остановился. Я поднял руку от яркого света. Нейрохимия выжала мне силуэты на приземистой башне над передней рубкой пирата. Над супом поплыл молодой мужской голос, звенящий от веществ.
– Ты Ковач?
– Я Судьба. Чего надо?
Сухой безрадостный смешок.
– Судьба. Ну да, тебе идет. Смотрю и вижу, стоишь там весь такой судьбоносный.
– Я задал вопрос.
– Чего мне надо. Я слышал. Ну, чего мне надо – в первую очередь мне надо, чтоб твоя тощая подружка на корме вышла и опустила железо. Она у нас все равно на ИК как на ладони, и превратить ее вибрационкой в корм для пантер раз плюнуть, но ты же тогда расстроишься, верно?
Я промолчал.
– Ну вот, а если ты расстроишься, мне только хуже. Я тебя должен радовать, Ковач. Привезти с собой, но радостного. Так что твоя подружка выйдет – я радуюсь, никаких фейерверков и кровищи – ты радуешься, вы едете со мной – радуются мои начальники, хвалят меня – я радуюсь еще больше. Знаешь, как это называется, Ковач? Круговорот радости.
– Не хочешь рассказать, кто твои начальники?
– Ну, да, я-то хочу, но никак не могу, понимаешь. Контракт. С моих уст про эту херню не сорвется ни слова, пока не привезу тебя и не начнется наше буги «радость для меня – радость для тебя». Так что, боюсь, придется тебе довериться.
Или погибнуть в попытке побега.
Я вздохнул и повернулся к корме.
– Вылезай, Яд.
Настала долгая пауза, затем она показалась из теней хвостового оперения, болтая осколочным бластером в опущенной руке. Нейрохимия все еще работала, и вид на ее лице говорил, что она бы лучше доверила переговоры пушкам.
– Это гораздо лучше, – довольно откликнулся пират. – Теперь мы все друзья.
Глава сорок третья
Его звали Влад Цепеш – оказывается, не в честь растения, а в честь какого-то забытого во тьме веков народного героя из доколониальных времен. Он был долговязым и бледным, с телом, как у дешевой, молодой и бритой версии Джека Соула Бразилии, которую выкинули на стадии прототипа. Что-то подсказывало, что тело принадлежало ему, это его первая оболочка, а в этом случае он был ненамного старше Исы. На щеках виднелись рябые шрамы, которые он время от времени ковырял, и он дрожал с головы до ног от перебора с тетраметом. Обильно жестикулировал и слишком часто смеялся. В какой-то момент молодой жизни вскрыл себе череп у висков и заполнил зубчатые отверстия в форме вспышек молнии много-сплавным цементом черно-лилового цвета. Тот блестел в слабом свете пиратского судна, а если смотреть на голову в анфас, придавал лицу какую-то демоничность, ради чего все, очевидно, и затевалось. Мужчины и женщины на мостике с готовностью уступали место его порывистым движениям под метом, а в их глазах, когда они на него смотрели, читалось уважение.
Если отбросить радикальную хирургию, он напоминал мне Шегешвара и меня самого в этом возрасте настолько, что даже заныло что-то внутри.
Судно – возможно, предсказуемо, – носило соответствующее название «Колосажатель», и оно мчалось на запад, властно сминая препятствия, которые скиммеру меньшего размера и без брони пришлось бы обходить.
– Надо, – ответил Влад емко на наши вопросы, когда что-то хрустнуло под бронированной юбкой. – Все вас ищут на Полосе, и, видать, хреново ищут, потому что так и не нашли. Ха! В общем, просрали на это дело кучу времени, а мои клиенты, они, похоже, выбиваются из графика, если вы меня понимаете.
На наш интерес к личности клиентов он продолжал держать рот на замке, а при таком количестве мета это достижение.
– Слушайте, в любом случае скоро приедем, – трясся он, лицо дергалось. – Чего париться?
По крайней мере в этом он не врал. Меньше чем через час после того, как нас захватили, «Колосажатель» замедлился и осторожно подошел боком к сгнившей развалине скирдовальной станции в какой-то глуши. Связистка пирата прогнала пару зашифрованных протоколов подтверждения, и у тех, кто находился внутри разрушенной станции, была машина, которая знала код. Связистка подняла голову и
