Может, так и было.
Я брыкался и отмахивался, но Шегешвар меня зажал. Почти две сотни лет уличного насилия за пазухой – такие бои он не проигрывал. Он прожигал меня взглядом, и ненависть придавала ему сил забыть о боли осколочного ранения. Я высвободил одну руку и снова попытался ударить в горло, но он закрылся и от этого. Блок локтем – и пальцы едва скользнули по его лицу. Затем он захватил мою руку и тяжелее навалился на свою раненую, которой душил меня.
Я поднял голову и прокусил куртку на предплечье до самой разорванной плоти. В ткани накопилась кровь, наполнила мой рот. Он закричал и ударил меня по голове второй рукой. Давление на горле начало сказываться – я больше не мог вздохнуть. Пантера билась о металлический мостик, он сдвинулся. Я чуть соскользнул в сторону.
Воспользовался этим.
Прижал раскрытую ладонь и пальцы к его лицу. С силой потащил вниз.
Гекконовые зацепки впились и вцепились в кожу. Там, где кончики пальцев держались крепче всего, лицо Шегешвара разорвалось. Инстинкт уличного бойца зажмурил его глаза, когда я схватился, но это не помогло. Пальцы оторвали его веко, поцарапали глазное яблоко и вытащили на оптическом нерве. Он издал крик, из самого нутра. На фоне серости дождя вдруг прыснула красная кровь, тепло шлепнула на мое лицо. Он отпустил меня и отпрянул назад, с изуродованным лицом, свисающим глазом и все еще бьющей из глазницы кровью. Я заорал и рванул за ним, добавив хук по здоровой половине лица, который отбросил его боком к перилам мостка.
Он раскинулся там на секунду, неловко подняв левую руку для блока, крепко сжав правый кулак, несмотря на ранение.
И его забрала болотная пантера.
Был – и не стало. Мешанина из гривы, передних конечностей и раскрытого клюва. Когти врезались в него на высоте плеча и стащили с мостка, как тряпичную куклу. Он крикнул раз, а потом я услышал единственный жестокий хруст, когда захлопнулся клюв. Я ничего не видел, но, похоже, она мгновенно перекусила его пополам.
Кажется, не меньше минуты я покачивался на перекошенном мостке, прислушиваясь к звуку терзаемой и глодаемой плоти, треску костей. Наконец я добрел до перил и заставил себя посмотреть.
Я опоздал. Ничего в месиве вокруг голодной пантеры не напоминало даже отдаленно человеческое тело.
Дождь уже смыл почти всю кровь.
* * *Болотные пантеры – не самые умные существа. Насытившись, эта больше не проявляла – или почти не проявляла – интереса к моему присутствию над головой. Пару минут я искал «Рапсодию», но не нашел, так что приготовился вылезать из загона. Благодаря множеству трещин, которые «Колосажатель» оставил в вечном бетоне, это было не очень трудно. Я вставил ноги в самый широкий разлом для опоры и пополз. Не считая испуга, когда на вершине в моей руке раскрошился кусок вечного бетона, подъем оказался скорым и без происшествий. На пути наверх что-то в системе «Эйшундо» постепенно остановило кровотечение из носа.
Наверху я постоял, прислушиваясь к звукам битвы. Ничего не понял из-за шторма, да и тот как будто стал тише. Либо сражение закончилось, либо перешло к коротким перебежкам и выжиданию. Оказывается, я недооценил Влада и его команду.
Ага, или гайдуков.
Пора узнать.
Я нашел бластер Шегешвара в лужице крови у перил кормового загона, проверил заряд и начал выбираться по переходам над бойцовскими ямами. По пути до меня медленно дошло, что смерть Шегешвара доставила мне не более чем легкое облегчение. Я не мог заставить себя переживать из-за того, как он меня продал, а откровение о его злобе из-за моих прегрешений с Евой…
Ивонной.
…хорошо, Ивонной, это откровение только подтвердило очевидную истину. Несмотря ни на что, единственное, что держало нас вместе почти двести лет, – этот единственный и невольный долг из-за событий в подворотне. Мы никогда не нравились друг другу, и это привело меня к мысли, что молодой я наверняка сыграл на Шегешваре, как соло на цыганской скрипке Иде.
Внизу, в туннеле, я останавливался каждые пару шагов и выслушивал стрельбу. В подводном бункере стояла жуткая тишина, и эхо моих шагов было громче, чем меня устраивало. Я вернулся по туннелю до люка, где оставил Мураками, и обнаружил останки Аюры Харлан с хирургически аккуратным отверстием там, где была вершина ее позвоночника. Никаких следов кого-либо еще. Я осмотрел коридор в обоих направлениях, снова прислушался и уловил только повторяющийся металлический лязг, который списал на запертых болотных пантер, яростно бросающихся на стены клеток из-за переполоха снаружи. Я скривился и начал путь вдоль слабо звенящих дверей, с накрученными нервами и осторожно поднятым бластером.
Я нашел остальных через шесть дверей. Люк был опущен, клетка беспощадно залита светом. На полу лежали сваленные тела; стена за ними была раскрашена длинными брызгами крови, словно ее плескали ведрами.
Кой. Трес.
Бразилия.
Четверо или пятеро остальных, с которыми я знаком, хотя не мог припомнить имен. Всех убили из оружия с твердым боезапасом, а затем перевернули лицом на пол. В каждом позвоночнике была прорублена одинаковая дырка, стеки пропали.
Ни следа Видауры, ни следа Сильви Осимы.
Я стоял посреди бойни, пока взгляд переходил от одного трупа к другому, словно в поисках чего-то, что я уронил. Я стоял, пока тишина в ярко освещенной камере не стала звенящим гулом в ушах, заглушающим мир.
Шаги в коридоре.
Я крутанулся, поднял бластер и чуть не застрелил Влада Цепеша, выглянувшего из-за стены. Он отскочил, взметнув плазмошрапнельную винтовку, затем замер. На его лице всплыла неуверенная улыбка, одна рука поднялась почесать щеку.
– Ковач. Блин, я тебя чуть не грохнул.
– Какого хрена тут происходит, Влад?
Он оглядел трупы за моей спиной. Пожал плечами.
– А хрен знает. Похоже, мы опоздали. Ты их знаешь?
– Где Мураками?
Он махнул рукой туда, откуда пришел.
– На другой стороне, у парковочного причала. Послал меня найти тебя, помочь, если надо. Мы уже отстрелялись, чтоб ты знал. Теперь осталось только подмести и заняться старым добрым пиратством, – он снова ухмыльнулся. – Пора зарабатывать. Пошли, нам сюда.
Я ошарашенно последовал за ним. Мы пересекли подводный бункер по коридорам, отмеченным следами недавнего сражения, мимо обожженных бластерами стен и уродливых пятен рваной человеческой плоти, раскинувшихся трупов и однажды – абсурд – мимо хорошо одетого человека средних лет, который сидел на
