Бекки ещё немного постояла и посмотрела, как поладят два пса: Альфи кружил вокруг Ясноглазого, поскольку не знал, можно ли ему доверять, а Ясноглазый всё это время стоял как вкопанный и дрожал с головы до ног. Через несколько минут Альфи, похоже, выяснил что хотел: он подошёл к новичку и встал близко-близко, так, что их бока соприкасались. Бекки поняла, что они уже подружились. Альфи был выше почти на голову. Он положил морду на загривок Ясноглазого, и от этого новичок сразу успокоился – очень скоро дрожь утихла.
Не прошло и нескольких дней, как псы уже вели себя так, словно были знакомы всю жизнь. Они стали неразлучны. Когда Бекки выпускала их погулять, Ясноглазый повсюду тенью следовал за Альфи. Очень скоро Бекки совсем перестала бояться, что Ясноглазый сбежит, и смогла брать с собой обоих псов, когда уезжала на пустошь на Рыжем, а это она старалась делать при каждом удобном случае. В первое утро, когда она взяла их с собой, они убежали далеко вперёд – и мчались почти что вровень, однако Альфи неизменно опережал Ясноглазого на голову. Как бы быстро ни скакала Бекки, они прибавляли ходу и уносились прочь, перескакивая камни и ручьи, и приостанавливались, только чтобы подождать её.
В результате они оказались на самом высоком холме Хай-Мур. Псы сидели рядышком на гребне холма возле Бекки и даже пыхтели слаженно, а Рыжий прилежно пощипывал травку, не поднимая головы. Потом псы разом вопросительно посмотрели на Бекки.
– Вы угадали, – сказала им она. – Папа здесь, правда? Вы и сами это знаете. Это моё самое любимое место на всём белом свете, потому что папа здесь, потому что здесь я свободна. Поэтому и вам здесь нравится. Вы любите бегать на свободе. Для того вы и созданы. А не для этих жутких собачьих бегов. Здесь ваше место, как и моё.
На самом деле Бекки редко бывала на бегах. Когда ей случалось туда попадать, это была сущая пытка. Бекки тошно было видеть, как с собаками, которых она знала и любила, обращаются будто с гоночными машинами под номерами, а ведь было видно, что многие из них очень боятся ярких огней и шумной толпы, громких объявлений и оглушительной музыки. На трибуне Крейг вечно вопил и орал прямо в ухо Бекки, и неважно, побеждали его собаки или наоборот. Триумф победителя, отчаяние побеждённого – никакой разницы. В любом случае он заходился истошным криком, а потом напивался с дружками, а Бекки с мамой и собаками должны были сидеть и ждать его на парковке.
По дороге домой, особенно если Крейг неудачно ставил и много проигрывал, он начинал орать на маму, а если Бекки пыталась вмешаться, влетало и ей. В такие минуты Крейг был очень страшен, и Бекки не хотела сидеть с ним в одной машине. Поэтому она обычно говорила маме, что ей много задали в школе – иногда так и было, – и оставалась дома. К моменту, когда мама с Крейгом возвращались домой, Бекки всегда уже ложилась спать и выключала свет. А наутро, за завтраком, сразу понимала, победили собаки или нет и проиграл ли Крейг. Если вечер вышел неудачный, он сидел и молчал, злобно надувшись. И если уж взялся портить всем настроение, не унимался до вечера. Он не давал забыть о своей неудаче ни Бекки, ни маме. Злобно огрызался, придирался к каждому слову, к каждому движению. Так что Бекки, конечно, предпочитала, чтобы собаки побеждали.
Но была у неё и другая причина желать псам победы. Она не сразу сообразила, что происходит. Если кто-то из собак начинал слишком часто проигрывать, Бекки понимала, чего теперь ждать. Рано или поздно по дороге на ферму продребезжит обшарпанный старый «лендровер» и остановится во дворе. В таких случаях Бекки старалась не попадаться Крейгу на глаза. Каждый раз её охватывал ужас. Если она задавала вопросы или возражала, у Крейга приключался очередной припадок ярости. Поэтому Бекки, мучаясь угрызениями совести, убегала в свою комнату и подсматривала в окно.
Обычно Крейг две-три минуты разговаривал с водителем. Лица водителя Бекки толком не различала. На нём был грязный синий комбинезон, а по пути на псарню он заметно приволакивал ногу. Когда приговорённого пса вытаскивали из будки, Бекки видела, что он понимает, что его ждёт, – бедняга отчаянно сопротивлялся, натягивал цепь, изо всех сил рвался на свободу. Остальные собаки тоже что-то чувствовали. Они хором умоляюще тявкали и скулили – и этот хор не смолкал ещё долго после того, как «лендровер» исчезал вдали.
Бекки много раз спрашивала маму, куда увозят псов и кто этот человек в грязном синем комбинезоне. Мама отвечала уклончиво, и это тревожило Бекки больше всего. Мама только говорила, что когда грейхаунд стареет и спортивная карьера у него завершается, его увозят в особый приют для животных, а там собак пристраивают – отдают в хорошие руки. Но потом мама обычно добавляла кое-что, чему Бекки не верила, как ни старалась.
– Крейг очень щедрый, – говорила мама. – Когда он отдаёт собаку в приют, то всегда жертвует туда крупную сумму. Да, такой он хороший, просто ты не видишь эту его сторону и никогда не видела. Не надо так волноваться!
Но Бекки всё равно волновалась, поскольку к этому времени уже убедилась, что щедрости у Крейга ни капельки, что мама, похоже, просто слепая, раз не видит, какой он на самом деле, как относится к собакам и как бессердечен к ним самим.
С точки зрения Бекки, которая проводила с грейхаундами так много времени, всё это было вопиющей, возмутительной жестокостью. Каждый раз, когда она видела, как собак волокут прочь на цепи просто потому, что они уже не могут побеждать на бегах, ненависть к Крейгу вспыхивала с новой силой. Крейг никогда не предупреждал её, что собирается отдать какого-то пса, и не говорил, кого следующим увезут в обшарпанном «лендровере», кто следующий исчезнет навсегда. Поэтому ей не удавалось даже попрощаться со своими питомцами как следует. Бекки ужасно боялась, что когда-нибудь увезут и Альфи, потому что он перестанет побеждать, или просто состарится, или повредит себе что-нибудь. Она понимала, что рано или поздно это случится. Вопрос времени. Ясноглазый был, конечно, заметно моложе. И будущего у него оставалось больше, но кончалось собачье будущее всегда одинаково.
Но однажды вечером, когда Бекки с мамой остались наедине, мама сказала ей кое-что, из-за чего Бекки передумала и решила больше не уклоняться от поездок на бега.
– Бекки, у тебя так здорово получается ухаживать за собаками, – сказала мама. – Гораздо лучше, чем у меня. Они лучше тебя
