Так мы и плакали всю ночь, пока она сидела рядом со мной у кровати, а утром я надела платье Катрин и поцеловала ее в обе щеки.
– Я думала, что случившееся с моими сыновьями, – это худшее для любой матери, – сказала она. – Я так мечтала, чтобы они оказались в живых. Но я рада, что они не дожили до этих пор и не видели, что случилось с нами в Синджаре.
Она поправила свой белый платок поверх оставшихся волос.
– С Божьей помощью твоя мать когда-нибудь вернется. Положись на волю Бога. Нам, езидам, не на кого надеяться, кроме как на Бога.
Внизу, в холле гостиницы, я увидела мальчика, лицо которого показалось мне знакомым, и подошла к нему.
– Ты же брат Хамдии? – спросила я его.
Мы дружили с Хамдией в Кочо, и этот мальчик был на нее похож.
– Да, – ответил он. – А ты знаешь, что с ней случилось?
В последний раз я видела Хамдию в Мосуле на рынке, откуда меня забрал Хаджи Салман. Когда нас с Роджиан увезли, она оставалась, но я предположила, что кто-то ее все-таки забрал. Я рассказала ему об этом, мы обнялись и поплакали.
– Надеюсь, она когда-нибудь тоже будет в безопасности, – сказала я.
Для многих езидов в Курдистане я стала вестником плохих новостей.
– Она даже не позвонила, – сказал он.
– Это непросто, – сказала я. – Нам не разрешали звонить или разговаривать с кем-то посторонним. Я позвонила Хезни только после побега.
В холл вошел Сабах и сказал, что пора ехать к Заху.
– Насер в том номере, – указал он на приоткрытую дверь далее по коридору. – Попрощайся с ним.
Я подошла к номеру и открыла дверь. Насер стоял посредине комнаты, и как только я увидела его, я сразу же заплакала. Мне стало очень жалко его. Когда я жила в его семье, мне казалось, что я была незнакомцем, вторгнувшимся в чужую жизнь. Все мои надежды на будущее начинались и заканчивались мыслями о побеге, и вот я здесь, в Эрбиле, вместе со своим племянником и другими езидами. Насеру же предстоит ужасная поездка обратно в «Исламское государство». Пришла моя очередь бояться за него.
Насер тоже заплакал. Сабах стоял в дверях, наблюдая за нами.
– Сабах, могу я поговорить с Надией пару минут? – спросил Насер. – После этого мне надо уходить.
Сабах кивнул и оставил нас наедине. Насер повернулся ко мне с серьезным видом.
– Надия, ты теперь с Сабахом и увидишь остальных своих родных. Мне уже не нужно провожать тебя. Но я все равно должен спросить. Ты чувствуешь себя в безопасности? Если ты боишься, что с тобой случится что-то нехорошее или что они что-то сделают с тобой, потому что ты была сабия, я останусь.
– Нет, Насер, – ответила я. – Ты видел, как Сабах обращается со мной. Все будет хорошо.
На самом деле я была не так в этом уверена, но хотела, чтобы Насер занимался своими делами. Я все еще чувствовала себя очень виноватой за ту сделанную ПСК запись и не знала, сколько у него в запасе времени, прежде чем его узнают.
– Не верь тому, что ДАИШ говорит про езидов. Я плачу, потому что ты столько всего для меня сделал. Ты спас мне жизнь.
– Это был мой долг. Вот и все.
Мы вышли из номера вместе. Я не могла подобрать слова, чтобы выразить благодарность за то, что он спас меня. Последние два дня мы делили все страшные и печальные мгновения, обменивались тревожными взглядами и задавали друг другу пугающие вопросы. Когда мне становилось плохо, он помогал мне, и на каждом блокпосту его спокойствие удерживало меня от того, чтобы полностью потерять голову от страха. Я никогда не забуду того, что он и его семья сделали для меня.
Я не знаю, почему он оказался таким добрым, а многие другие жители Мосула – совсем другими. Мне кажется, если в глубине души ты хороший человек, то можно даже родиться и вырасти в центре «Исламского государства» и все равно остаться собой; это все равно что тебя насильно обращают в другую религию, но при этом ты все равно останешься езидом. Главное – то, что внутри тебя.
– Будь осторожен. Береги себя и старайся держаться подальше от этих преступников, – сказала я ему. – Вот, возьми номер Хезни.
Если в глубине души ты хороший человек, то можно даже родиться и вырасти в центре «Исламского государства» и все равно остаться собой.
Я протянула ему бумажку с номером сотового телефона Хезни и деньги, которые его семья потратила на такси.
– Можешь звонить ему в любое время. Я никогда не забуду того, что ты для меня сделал. Ты спас мне жизнь.
– Желаю тебе счастливой жизни, Надия. И чтобы с этих пор тебя ждала только радость. Моя семья постарается помочь другим, таким как ты. Если в Мосуле есть девушки, которые хотят сбежать, пусть свяжутся с нами. Может, однажды, после того как все девушки освободятся и ДАИШ уйдет из Ирака, мы встретимся снова и поговорим обо всем этом.
С этими словами Насер тихо рассмеялся.
– Ну, как ты, Надия?
– Жарко, – ответила я, улыбаясь.
– Никогда не забуду, – сказал Насер, поддразнивая меня. – Очень жарко, Насер, очень жарко.
Затем улыбка исчезла с его лица, и он сказал:
– Да пребудет с тобой Бог, Надия.
– И с тобой пусть пребудет Бог, Насер, – ответила я.
Он направился к выходу, а я молилась Тауси Малаку, чтобы вся его семья объединилась где-нибудь в безопасности. Он ушел раньше, чем я закончила молитву.
9После того как Насер уехал из Эрбиля, я пыталась выяснить, что происходит с ним и его семьей. Меня охватывало чувство вины каждый раз, когда я вспоминала ту сделанную ПСК видеозапись, и я молилась, чтобы она не навлекла на них неприятности. Насер был парнем из бедного района, и мы с Хезни опасались, что рано или поздно ему придется иметь дело с террористами. На протяжении нескольких лет ИГИЛ пускало корни в его городе, играя на недовольстве суннитов и на нестабильности в стране. Многие надеялись, что террористы – это те же баасисты и что они вернут суннитам власть. Но несмотря на утрату иллюзий, уже после возвращения Насера из Курдистана некоторые мальчики превратились в солдат, и, что еще хуже, в фанатичных верующих. Удалось ли сыновьям Мины уклониться от участия в войне? Я не знаю этого до сих пор.
Хезни по-настоящему беспокоился о том, что с ними что-то случится.
– Они помогли тебе. Как нам пережить, если их за это накажут? – спрашивал он.
Он очень ответственно относился к роли главы нашего семейства. Конечно, находясь в Заху, а позже в лагере беженцев, он ничего не мог поделать. Хезни пару раз поговорил с Хишамом и Насером по
