Капитан вновь опустил голову:
– Понятно!
Следователь резко сменил тему:
– Скажите, Бекетов, когда вы отдавали приказ Жарову действовать по сигналу «Факел», при этом кто- нибудь, кроме Мансурова, в блиндаже присутствовал?
Юрий задумался, вспоминая. Ответил:
– Нет.
Полковник спросил:
– А сержант-связист Родимцева?
– Она в это время вышла, доложив о неисправности линии проволочной связи. Вышла, чтобы найти и устранить неисправность.
За Юрия продолжил полковник:
– И как только она вышла, вы поставили задачу командиру первого взвода?
– Так точно! И я уже докладывал об этом.
– Но почему вы решили использовать какой-то сигнал? Остальным подчиненным была поставлена стандартная задача действовать по обстановке после вашего личного приказа, а Жаров вдруг получает сигнал «Факел»? Что это означает?
Капитан объяснил:
– Если вы изучали порядок дислокации подразделений на посту, то наверняка заметили, что все основные позиции правого фланга находилось в пределах моего личного контроля и управления. А вот в отношении позиций левого фланга возможности эффективного управления не имел. А посему при появлении банды влиять на обстановку не мог. Поэтому я объяснил Жарову, что при появлении банды в ущелье он должен немедленно доложить мне об этом. И далее, получив сигнал «Факел», начать отражение прорыва. Вступи он в бой, и я знал бы, что делать далее. Однако произошло непредвиденное! Вместо того, чтобы валить банду, Жаров увел взвод на запасные позиции, где мной вообще не предусматривалось сосредоточение каких-либо сил!
Полковник, как всегда, внимательно выслушал капитана.
– Получается, Жаров нарушил приказ?
– Да.
– Но он утверждает, что сигнал «Факел» означал, что боевики решили пробиваться по верху, и он должен был как раз перекрыть направление нанесения бандитами удара с тыла блокпоста! И если б не этот сигнал, то он оставался бы на месте. Что в итоге позволило бы пресечь попытку прорыва банды, даже при нанесении поддерживающего удара боевиков на посту со стороны Катавана. Два взвода плюс минометное отделение и две боевые машины пехоты вполне могли на хорошо оборудованных позициях выдержать бой даже против полноценного батальона! Однако оборона блокпоста вдруг распалась как карточный домик, и боевики, понеся незначительные потери, сумели выполнить свою задачу.
Вновь Бекетов почувствовал обреченность своего положения. Поэтому не выдержал:
– Знаете, полковник! Прекращайте ломать комедию! За выполнение боевой задачи на блокпосту отвечал я? Я! Из-за бардака, допущенного мной, солдаты погибли? Погибли! Так какого хрена тянуть следствие? Во всем произошедшем на посту виноват я. И я готов ответить! Вот только связь с боевиками, предательство вам придется доказать! Но это может быть выделено, как у вас говорят, в отдельное производство! Пишите протокол о допущенной мной халатности. Я не желаю больше отвечать ни какие вопросы! Надоела эта порнуха!
Бекетов поднялся, отошел от стола, упал на кровать, заложив руки за голову, закрыв глаза:
– Сильно болит голова. Оставьте меня.
Поднялся и полковник:
– Ну, что ж, Юрий Семенович, отдыхайте. Я вам врача вызову, чтобы боль снял. Ломать комедию, как вы выразились, я прекращаю. К протоколу мы еще вернемся чуть позже. Думаю, недолго вам оставаться в этой камере. До свидания.
Капитан промолчал. Полковник вышел из камеры, покинул территорию гауптвахты. На аллее, ведущей к штабу батальона, следователя ждал подполковник Белянин. Касаткин подошел к нему.
Комбат спросил:
– Ну что, Петя?
Полковник неожиданно улыбнулся:
– Ничего, Саша.
– В смысле?
– Мы можем здесь говорить спокойно?
– Конечно.
– Бекетов не виновен. Его подставили, это очевидно. Подставили не без активного участия Жарова и Мансурова, а также одного твоего солдатика.
Комбат удивился:
– Солдатика?
– Да, Саша. Бригада, утром вновь обследовавшая позиции блокпоста и в первую очередь «БМП-2»,
