установила, что оружие боевой машины было выведено из строя в ночь прорыва, и как раз тем самым солдатиком, о котором я сказал.
– Но кто он?
– Некий рядовой Демидов. Который по опросам сослуживцев состоял кем-то вроде адъютанта Жарова. Кстати, и во время гибели твоего Казанцева от выстрела снайпера на посту находился все тот же Демидов с Мансуровым. Но это к слову. Вот такие дела. Но и это еще не все. Ты раньше не замечал, как между собой общаются заместитель по воспитательной работе Индюков и все тот же Жаров?
Комбат удивленно взглянул на товарища:
– Как общаются. Обычно!
– Да нет, подполковник. Не совсем обычно. Есть данные, что их отношения более тесны, нежели отношения, которые должны иметь место между начальником и подчиненным.
Белянин воскликнул:
– Так давай вызовем в кабинет Индюкова и выясним, что за дела у него с Жаровым!
– Э, нет, Саша. Ничего подобного мы делать не будем. Напротив. В 18-00 соберешь совещание офицеров части, а до этого через того же Индюкова пустишь слух, будто Бекетов во всем признался. Во всем, кроме того, что имел связь с бандитами и что является предателем. В общем, согласился, взять вину за произошедшее на посту на себя. А следственная бригада, мол, за это зацепилась. Ведь, по идее, мы должны как можно быстрее закрыть дело. Вот прессуем Бекетова.
Комбат тряхнул головой:
– Ничего не понимаю. Но он же не виновен?
– А доказательства, Саша. Чтобы оправдать твоего капитана, надо найти настоящего крота! Я уверен, что это Жаров, но у меня нет улик. Так помоги получить их.
– Но как, Петя?
– Надо, чтобы истинный преступник расслабился и допустил ошибку. Так что пусти дезинформацию среди офицеров.
– Хорошо. Сделаю. А дальше что?
Полковник пожал плечами:
– Посмотрим.
– А Демидова ты обрабатывать не собираешься?
– Пока нет. Пусть и он успокоится. Пусть все в твоем батальоне успокоятся. Бекетов взял на себя вину, дерзит следствию, не желает отвечать на вопросы, ведет себя неадекватно. Бригада прокуратуры вскоре намерена закрыть дело. Остается только выполнить кое-какие формальности. Вот что должно стать известно твоим офицерам. Всем офицерам и прапорщикам.
– Но ты продолжишь работу?
– Ну, естественно, что за вопрос? Ты мне нужный фон создай и выстави бригаду в роли группы этаких службистов, которым нужно только одно – закрыть дело. А Бекетов, вольно или невольно, сам сует в петлю свою шею. Тебе все ясно, Саша?
Комбат задумчиво потер лоб:
– Не знаю. Но то, что ты просишь, сделаю.
– Сделай, дорогой, сделай.
Офицеры разошлись. Следователь направился в штаб полка внутренних войск, откуда он сделал накануне один важный запрос в службу радиотехнической безопасности ФСБ Северо-Кавказского административного округа. Белянин же прошел в штаб, где приказал дежурному по батальону объявить офицерам сбор в учебном классе на 18-00.
Известие о срочном совещании застало старшего лейтенанта Жарова возле парка боевых машин, когда он, достав сотовый телефон, хотел вызвать Губочкину. До этого ему позвонил Расул и сообщил, что в станицу прибыл сам Фараон. Он желает встречи с русским, спасшим жизнь его брата. Жаров решил ехать домой к Расулу вместе с Валентиной, чтобы после встречи с полевым командиром отдать связистстку кавказцам. Она свое отработала, и от нее следовало избавиться. Но Мансур, подошедший со стороны палаток и передавший неприятную новость, заставил оборотня положить мобильник обратно в карман камуфлированной куртки.
Жаров, выслушав заместителя, спросил:
– Не узнал, для чего комбат собирает совещание?
– Гошу к штабу послал, может, что и пронюхает. Известий о том, что сегодня делала следственная бригада, не поступало?
– Откуда? Или от кого? Но думаю, бригада просто выполняет положенные в этих случаях мероприятия. Ведь им же надо собрать улики, чтобы гарантированно отправить нашего гордого Бекета в места, как говорится, не столь отдаленные? Надо! Вот и собирают их. Больше следакам там делать нечего.
Явился солдат-подельник. Передал информацию о том, что совещание собирает командир по настоянию главного следователя. Опустив Демидова, Жаров задумался.
Его размышления прервал Мансуров:
– Что бы это значило, Игорь?
Старший лейтенант пожал плечами:
– А черт его знает?
