Ставки в играх на бочке или даже на бывшем красном столе в целях удержания натур от падения допускались теперь малые. Чтоб избежать обид и расстройств, приняли вместо «малые» выражение «по средствам времени», но средств не было, достойных, естественно, средств, отсутствие же их падало коршуном вины исключительно на время и его обстоятельства. Но проигрыш двух барсуков и четверти березового колка под электропередачей можно было приравнять к гусарскому проигрышу, требующему выстрела в висок. Шеврикука испытал сострадание к Раменскому.
— А что, надо осадить Кышмарова? — поинтересовался Лютый.
— Нет, я так… — поспешил ответить Шеврикука. — Всякие странности приходят в голову после медовухи. На днях я, правда, встречал Кышмарова. В сапогах со скрипом…
— Это что за топот? — поднял голову Малохол.
— Восходители разминаются, — пропела Стиша.
— Опять? Я же их отгонял!
— У них восхождение на днях. Небесный забег.
— Дорожку эту стоило бы взорвать. Или затопить. Или искромсать корнями дуба. Но на что рассчитывать с этими вот отдыхающими! — осерчал Малохол.
— Тогда здесь, по пересеченной местности, станут устраивать кроссы, — предположил Печенкин.
— Прекрати ехидства! — крикнул Малохол.
Он отбросил издание трудящихся масс и выскочил во двор. За Малохолом, волнуя всплесками свободной юбки, последовала Стиша. Лютый, Печенкин и Раменский переглянулись и остались при бочке. А Шеврикуку потянуло на воздух. Вдоль забора профилактория протекала в деревьях асфальтовая дорожка, способная облагодетельствовать и легкие автомобили. По ней неслась толпа сосредоточенных мужчин.
— Куда это они? — удивился Шеврикука.
— В Останкино. К вам. На Башню. К столикам «Седьмого неба».
— Прямо отсюда?
— Нет. Здесь они разминаются.
— Я узнаю, — зло пообещал Малохол, — кто их сюда определил. Какая вражина.
Мужчин неслось, пожалуй, не меньше сотни. Все они были спортсмены, даже те, что несомненно пережили отмену золотых червонцев с изображением императора Николая. Лишь один бегун забыл или не успел переодеться к старту, он был в вечернем (назовем так) костюме и при галстуке. Именно он остановился, рассмотрел зрителей из профилактория и закричал:
— Игорь Константинович, и вы здесь! Я сейчас!
Это был Сергей Андреевич Подмолотов, Крейсер Грозный.
Он бросился вдогонку за одним из спортсменов, коренастым, в цветастых трусах, наговорил ему что-то на бегу и тотчас же вернулся к забору профилактория, похожему на ограждение стадиона в Петровском парке, просунул голову в проем меж железных палок:
— Уморили! Укатали! Попить дайте, братцы!
Малохол не выразил сочувствия к заморенному бегом братцу, он и на Шеврикуку поглядел строго, будто осуждал его за неприличное знакомство и предупреждал о чем-то. А Стиша взяла и вынесла страдальцу чашу с напитком. Крейсер Грозный, видимо, так был обезвожен, что в мгновение перебрался, не повредив штаны, через железные трехметровые палки, а они были увенчаны наконечниками копий.
— Уважила, красавица! Спасла! — отфыркивался Крейсер Грозный. — Но еще бы. И чуть-чуть посидеть! Ноги отбил.
— У вас занятия, — Малохол явно призывал гостя, проявив выдержку и силу воли, продолжить забег.
— Э-э! — легкомысленно махнул рукой Крейсер Грозный. — Я уже спешился. И это не мое занятие. Это занятие Сан Саныча, Такеути Накаямы, моего лучшего друга. Это он марафонец и побежит в Башню! А я его сопровождаю. Сейчас у них будет круг, а у меня, значит, полчаса. Налейте что-нибудь еще и позвольте посидеть.
И Крейсер Грозный, не обращая внимания на недовольства Малохола, двинулся к помещению, где можно было выпить и посидеть. Отбитые ради удач японского друга и марафонца Сан Саныча ноги Крейсера Грозного сразу же привели его не куда-нибудь, а в укромную каморку Малохола.
— О! И тут флотские! — обрадовался Крейсер Грозный, обнаружив капитанскую фуражку заседателя при бочке Печенкина. — Что ж ты мне, Игорь Константинович, не рассказывал о таких героях. По этому поводу надо сейчас же бы и непременно!
— Флотский! — загоготал Лютый. — Знаменитый флотоводец! Адмирал головастиков и водомерок!
— Глупые шутки сейчас лишние! — предупредил Малохол.
— Да, да, конечно, — спохватился Лютый. И погрустнел.
А Крейсер Грозный мятым жестяным боком заполненной пахучим напитком кружки уже приветствовал нежно-тонкий стакан Печенкина.
— У вас картишки, — сообразил Крейсер Грозный, — а у меня полчаса!
— Только при наличии живности, лесопосадок или водоемов, — недружественно, взглядом вытесняя гостя за пределы профилактория, просипел Раменский.
— Что-что, а живность у меня есть! — рассмеялся Крейсер Грозный.
— Какая? И сколько штук?
— Штука одна. Пока. Но в ней одиннадцать погонных метров. Змей Анаконда.
— Чем подтвердите?
— Весь город знает. О змее был сюжет в «Московском телетайпе». Игорь Константинович не даст соврать.
— Змей есть, — кивнул Шеврикука.
— А если вам штуки… Так у моего друга Сан Саныча, который японец и сейчас бежит, много штук змеев. Опять же Игорь Константинович не даст мне соврать.
— Есть и штуки, — согласился Шеврикука.
Конечно, змеи у друга Сан Саныча водились в Японии бумажные, но кто знает, может быть, в полетах они были живее змеев из кожи и мяса.
— Ладно, бери табуретку, — сказал Лютый. — Сейчас нарисуем и змеев.
Малохол тем временем вернулся к облагораживающему чтению, но он как будто бы нервничал и нет-нет, а взглядывал на свои часы. Игра с появлением гостя стала шумной и балаганной, Малохола она явно раздражала. А Шеврикука, хотя прибытие Крейсера Грозного его никак не обрадовало и он был намерен спровадить сейчас же останкинского громобоя на асфальтовую дорожку, ничего не предпринимал, а сидел после медовухи разомлевший и тихий.
— И от кого я наслышана-то о вас, вы не догадались? — Нежная рука Стиши легла на плечо Шеврикуки, а потом Стиша присела рядом с ним на корточки, и коса ее коснулась пола. — А? Не догадались?
— Нет, — лениво протянул Шеврикука. — От кого же?
— Какой вы не сообразительный! И не чувствуете! — Стиша лукаво пальчиком укорила Шеврикуку и зашептала заговорщически: — От Увеки…
— От кого? — удивился Шеврикука.
— От нее… Прежде она звалась Увека Увечная, а теперь она Векка Вечная… Или вы ее не знаете?
— Нет, знаю… Как же… — сказал Шеврикука с расположением к Стише, но без всякого расположения к Увеке-Векке. — Слышал… И видел как-то ее… Приходилось сталкиваться…
— Мои-то с ней тропинки пробегали рядом, — сказала Стиша. — А то и сливались в одну…
— А мы вашу даму козырной десяткой! — воскликнул Крейсер Грозный. — И три очка «Спартаку»!
— Но ведь она, Увека-то, говорят, определена в холодную, — вспомнил Шеврикука.
— Сегодня она в холодной, — улыбнулась Стиша, — а завтра, глядишь, будет в тепле на канарском пляже…
— Может быть, — вяло согласился Шеврикука. — Может выйти и так…
— А я думала, вас обрадую Увекой-то, — Стиша была чуть ли не разочарована. — Она-то на вас ох как смотрит!.. Да вы, видно, и стоите того. А, Шеврикука? У Увеки-то есть и надежды на вас, я знаю! Может, я говорю лишнее. А может, и нет…
— Стиша! — словно бы с высоты, с гранитной скалы властно прозвучал голос Малохола. — Не время ли тебе вспомнить о своих заботах! Не время
