И теперь получилось так, что он Пэрста-Капсулу отогнал, а ведь тот будто бы хотел сообщить ему сведения хотя бы о ретивом исполнителе Б. Ш. и свежей фигуре — Тысле, неважно как добытые, но несомненно для Шеврикуки нелишние…
Глава 36
Надо отправиться на улицу, толкнуло Шеврикуку желание, и побродить. И подумать. При этом ему померещилось, что желание это отчасти и не его собственное, что он получил приглашение выбраться на прогулку, а с приглашением даже и намек — будто для сегодняшней прогулки будут особенно приятны тропинки Звездного бульвара у поворота на проезд Ольминского. Приглашение и намек должны были бы вызвать протест или неприятие Шеврикуки, но он предположил: не приглашает ли его новоявленная (или новоявленный?) Тысла?
Нет, приглашение было направлено не Тыслой.
На тропинках Звездного бульвара Шеврикуку поджидала дама в мантилье. Она не то чтобы поджидала, она как бы прохаживалась, пребывая в тихой грезе или в элегических настроениях, вызванныхсиними влажными сумерками, и никого вокруг не видела. А может быть, и не элегии звучали в ней теперь, а привели ее к проезду Ольминского печаль и неотложное горькое дело. Дама была в темных, закрытых одеждах, плотных, пожалуй, слишком теплых и для ночей на берегах Гвадалквивира, и для сумерек нынешнего московского лета. Конечно, и гипотетическая Тысла могла выйти к Шеврикуке, вдруг она родилась в мантилье или же ее воспитывали в темных одеждах. Но Шеврикука очень скоро сообразил, что поджидает его Дуняша-Невзора.
— Отчего мантилья? Отчего такие строгие линии? Отчего все мрачное? Будто какая драма! — начал было он тоном легким и ироническим. Но вдруг выпалил всерьез: — Что-нибудь случилось с Гликерией?
— Почему с Гликерией? — поинтересовалась Дуняша. — Почему не со мной?
— Не знаю, — смутился Шеврикука. — Взял и подумал о Гликерии. И ляпнул! Экая глупость! Самому странно.
— Значит, ты о ней все время думаешь, — уверила его Дуняша. — Противна она тебе или прелестна, но ты о ней думаешь. Ты сейчас просто испугался.
— Ну конечно! Вам показалось, — возразил Шеврикука. — У вас к этому расположены мысли.
— Ты предлагаешь вести разговор на «вы»? — удивилась ДуняшаНевзора. — На «вы» так на «вы». Эко вы растерялись из-за своего испуга и даже, видимо, рассердились на себя. Это пройдет.
— Уже прошло, — согласился Шеврикука. — Так что у вас за драма?
— Драмы нет. Есть осложнение обстоятельств, и более ничего.
— Надо понимать, в холодную вас не отправили…
— Пока нет.
— Не завели ли вы в приложение к мантилье еще и кастаньеты?
— Если и завела, то взять их с собой сегодня повода не было.
— Стало быть, приглашение меня на прогулку было исключительно деловое.
— Разве приглашение? Так, робкое, тихое воздыхание о деле. Или напоминание о нем. Вы же согласились стать проводником.
— Было произнесено: «Ни о какой услуге просить мы у вас не будем».
— Произнесено сгоряча.
— Возможно, что и я именно сгоряча вызвался быть проводником. А теперь пыл пропал. И у меня произошло осложнение обстоятельств.
— Шеврикука, ты ведь и сам знаешь, что ввяжешься в наши дела.
— Не вижу никакой корысти. И никакой выгоды.
— А тебе и не нужна корысть. А все равно ввяжешься.
— Я полагаю, придумано и дело, в числе прочих, в связи с ним госпожа и направила ко мне барышню-служанку, — сказал Шеврикука.
— Да, — согласилась Дуняша. — Есть и частное дело. Добыть для Гликерии Андреевны некий предмет. Или даже два предмета. Но сначала один. В известном доме на Покровке.
— Это дом Гликерии. Она в нем хозяйка.
— Кабы так. Ей не все доступно. И не все разрешено. А многое и запрещено. Нарушения запретов вызовут кары. Случайное же лицо может коснуться того, что теперь необходимо Гликерии. С этим делом госпожа ни к кому не направляла служанку.
— Так, — кивнул Шеврикука. — Еще что?
— Один из предметов — бинокль.
— Бинокль?
— Бинокль. Театральный.
— Отчего же не с броненосцев? Отчего же не для наблюдений за эскадрой Нельсона?
— Театральный, — сказала Дуняша. — Успокойся. Театральный. Перламутр, кость, медь. Наблюдали сквозь него за трагедиями Озерова и танцами Истоминой.
— А второй предмет?
— Сразу тебе знать и второй, как же!
— Ясно. Первый — крючок с червяком.
— А ты его уже и проглотил.
— Предположим. Но он не впился мне в губу. Я его могу откусить. Могу даже и переварить.
— Дело твое.
— Хорошо, — сказал Шеврикука. — Бинокль Гликерии Андреевне я добуду.
— Благодетель ты наш! Я ли в тебе сомневалась!
— Дальше что?
— Между прочим, на тебя положила глаз Увека Увечная.
— Один глаз? Два, три? Сколько у нее теперь вообще глаз? Я ее давно не видел. Толком и не знаю, какая она.
— Увидишь, — сказала Дуняша-Невзора. — Как бы мы этого ни не хотели, но ты ее увидишь. У нее два глаза. Как у меня. Как у тебя. Как у Гликерии.
— Увижу так увижу, — сказал Шеврикука. — А вам что, будет неприятно, если я ее увижу?
— Нам все равно. И не станем же мы хватать ее за платье. И может, какой толк выйдет для нас из вашего с ней свидания.
— Это где же?
— Есть сведения, что под маньчжурским орехом.
— Даже так? Ладно… И, стало быть, нынешний разговор со мной предпринят без всяких просьб и пожеланий Гликерии Андреевны?
— Если она узнает о нем и поручении добыть бинокль, она может и прогнать меня. Она в обиде
