Собеседователи же общественно-народного наполнения сбивались в говорильни, но сейчас как будто бы напряжения в них не было, не колотили дамы галошами по стиральным доскам, не лезли на кафедры или кузовы автомобилей истину чующие, не призывали штурмовать водопровод — беседы всюду проходили степенно-благоразумные, в них растекались надежды и не слышалось озверения.
Слова о Пузыре до Шеврикуки не донеслись.
В одной из говорилен Шеврикука углядел распаренного поворотами и полезностями дискуссии Радлугина, но подойти к нему не пожелал. Тем более что к месту пребывания Шеврикуки на асфальте подкатил «мерседес» и вблизи Шеврикуки замер. Отворилась дверь иномарки, и в собеседники Шеврикуки шагнул известный уже в Москве предприниматель Олег Сергеевич Дударев, один из столпов известного уже в деловых кругах Тайбэя (Тайвань), Хоннара (Соломоновы острова), Анкориджа (штат Аляска) и пр. концерна «Анаконда». Днями раньше Дударев приплыл к Землескребу в темно-сером «мерседесе», видно, что поношенном, и сам управлял средством передвижения. Теперь его «мерседес» имел цвет вишневый, и было ясно, что лимузин предпринимателя — новорожденный и только что растаможенный. У руля же сидел крепыш Дубовое Полено в наводящих трепет зловеще-тонированных очках, под малиновым пиджаком, предположил Шеврикука, у него наверняка оттопыривался табельный предмет.
— Игорь Константинович! Дорогой вы наш! — шумно приветствовал Шеврикуку Дударев. — Рад видеть вас! Несказанно рад!
— И я рад, — чуть наклонил голову Шеврикука.
— Наблюдаете?
— Наблюдаю, — сказал Шеврикука. — Как и договорились.
— Как и договорились! Как и договорились! Вот и славно! — возрадовался Дударев, будто на плечо ему уселась птица лирохвост, а в клюве принесла кредитную карточку. И перешел на шепот: — На днях!.. На днях с Пузырем все начнется! Случится нечто грандиозное, но и… И заварушки всякие возможны, и катавасии, нас ведь хлебом не корми… Тут ко всему придется быть готовым…
— Я догадываюсь, — сказал Шеврикука. — Я внимательный…
— И хорошо! И хорошо! — одобрил Дударев. — Ба! Да я совсем забыл поздравить вас!
— С чем это?
— С премией.
— С какой премией? — удивился Шеврикука.
— Ну как же! С премией! Или чем там вас наградили? Все говорят. А молва знает о том, о чем и газеты не напечатают.
— Не получал я никаких премий, — хмуро выговорил Шеврикука.
— Ну не получали! Не получали! — принялся его успокаивать Дударев. — Скромничайте, коли не желаете говорить о премии, тем более если она с печатями на лбу. Только все знают… Молва, она, сами понимаете…
Шеврикука был готов всерьез убеждать Дударева в том, что никто не производил его в лауреаты, а молва — дура и нет ничего глупее ее превратных суждений, но понял, что возражения лишь возрадуют Дударева и укрепят его мнение: была премия, была. И вдруг до Шеврикуки дошло, откуда и из-за чего мог возникнуть возвышающий его слух. Он растерялся.
— В премии главное-то не бумажка из кассы, — просветил его Дударев, — а диплом и звание. Новая степень уважения… Кстати, зарплату вашу мы опять индексировали. И крепко. А получать ее вы будете теперь в долларовом эквиваленте. Да! Мы на это уже способны.
— А… — Вопрос некий собрался задать Шеврикука. Но замолчал.
— Я вас понял! Понял! — заторопился Дударев. — Да, задержки. Да, неплатежи. Но получите, получите! И паркетные работы скоро начнутся. Паспорт, я надеюсь, у вас есть?
— То есть… — смутился Шеврикука. — При чем мой паспорт?
— Я имею в виду заграничный, — сказал Дударев. — Заграничный паспорт.
— Нет у меня заграничного паспорта! — решительно заявил Шеврикука.
— Жаль, конечно, жаль… Но это мы быстро устроим… Для нас в ОВИРах и МИДах нет блиндажей и укрепрайонов. В концерне мы завели иностранную комиссию. Вы скоренько принесите фотографии, сами знаете какие, и мы вмиг все оформим.
— А зачем мне заграничный паспорт? — надменно спросил Шеврикука.
— Понадобится, Игорь Константинович, понадобится, — заверил его Дударев. — Вот, скажем, паркет. Годится ли наш паркет для дома на Покровке? Как же! Это дрянь что за паркет! Тьфу! А вот в Северной Италии, на границе с Австрией, — чудо что за паркет. Из альпийских елей. Из них и страдиварии делают. Туда вы, как мастер и дока, и отправитесь за цветными и фигурными плашками.
— Куда мне… — пробормотал Шеврикука. — У меня здесь дел хватает…
— Какие у вас в Москве могут быть дела! — возмутился Дударев. — Съездите на две недели. Отдохнете. Совершите восхождение на вершины. Обмоете премию тирольскими винами.
— Ну, если только в грузчики вы мне отпишете Сергея Андреевича, Крейсера Грозного, — сказал Шеврикука.
— Это надо обсудить, — задумался предприниматель. — Это если его змей отпустит.
— Конечно, — согласился Шеврикука. — А то кто же будет носить ему на десерт гвоздики…
— Какие гвоздики? Какой десерт? — не понял Дударев.
Но сейчас же десерты амазонского змея Анаконды перестали занимать Олега Сергеевича Дударева. Он взял Шеврикуку под руку и по-приятельски увлек его на прогулку по улице Королева в направлении Останкинской башни. И заговорил секретным шепотом в старании, чтобы его не услышали ни земляки-пешеходы, ни Отродья Башни, ни крепыш Дубовое Полено, занятый у штурвала чтением мужской газеты с картинами услаждений.
— А потом, Игорь Константинович, — доверял Шеврикуке Дударев, — случится попросить вас настелить паркет где-нибудь на острове вроде Канар, Флорида хороша, но уж больно далека, в домике махоньком о двух покоях и трех спальнях, с павлиньим пением во дворе. И чтоб в приятных помещениях на видных местах фамильный герб был выложен. С вензелями О. Д. Герб цветной с вензелями вы выложить сможете?
— Смогу, — вздохнул Шеврикука.
— Ну и чудесно, — заулыбался Дударев. — Только это все между нами. Тсс-с! Никому ни словечка, прошу вас. В особенности этому горлопану и бездельнику Крейсеру Грозному. Он и наврет в сто коробов!
— А привидений из Москвы в тот махонький домик вы не выпишете? — спросил Шеврикука.
— Если заскучаем, то и выпишем. Отчего же и не выписать?
— Монплезир… Монкураж… Но ведь им тоже, наверное, потребуются заграничные паспорта, — предположил Шеврикука.
— Какие проблемы! — махнул рукой Дударев. Но тут же и спохватился: — Кому паспорта? Привидениям? Мы их провезем как сувениры. Впрочем, все выясним. Это ведь не сейчас. Это ведь и не послезавтра. Это ведь к зиме… А теперь уж, с вашего милостивого разрешения, Игорь Константинович, повернем к моей колымаге. Меня небось заждались.
И они повернули к колымаге.
А через полчаса возле входа на Выставку Достижений Шеврикука повстречал сановного домового из Китай-города Концебалова-Брожило, в грядущем — Блистония, всадника и оптимата.
Как и в прошлое посещение Останкина, Концебалова опять украшала оранжевая роба ремонтника дорожных покрытий, но на этот раз ступни его от беспокойств и колющих мелочей земной поверхности отделяли не изделия массовой культуры на манер кроссовок «Трейнинг», а пахнущие животным миром римские сандалии дорогой кожи.
— Шеврикука, — спросил после обмена взаимоуважительными приветствиями Концебалов-Брожило, — вы слышите, они кричат: «Отрешить!» Кому они назначают отрешение?
— Мне-то не все ли равно, — сказал Шеврикука. — Какому-нибудь прохвосту. А может быть, дураку. Не будем судить, кто они сами.
Если покажется занимательным, кому грозят
