В Меритоне галантерейщик расстелил на полу клеенку, чтобы Сара не наследила. В тепле от ее юбки пошел пар.
Насквозь промокшая, она простояла так полчаса, пока галантерейщик и его приказчик не подобрали шесть пар бантов требуемых цветов. Образчики тканей, тесьмы и шитья выносили показать Саре, а внутрь не пригласили, чтобы не испачкала чистую, аккуратную лавку. Она кивала на все, что ей показывали, совершенно не вникая в тонкости оттенков и фактуры. Может, хозяйкам понравятся банты, а может, они их выбросят. Что ж, она не против, пусть выбрасывают. Ей даже больше хотелось, чтобы они с негодованием вышвырнули все эти бантики.
Другие посетители, не такие мокрые, приходили и уходили. Им для этого требовалось лишь выбраться из экипажа и пройти шаг-другой или пробежать немного по улице от своего дома. Они оставляли зонты у входа и поглядывали на Сару с тем особым сочетанием сочувствия и веселого изумления, какое вымокшие насквозь люди, кажется, всегда вызывают у сухих.
Наконец выбранные банты были завернуты в материю, потом в оберточную бумагу и еще в мешковину, чтобы Сара смогла доставить их в целости и сохранности. Она взяла сверток под мышку и вышла в потемки.
Миновав пост у заставы, Сара услышала, что сзади приближается карета. Кучер окликнул постового, звякнула брошенная и пойманная монета, и послышались слова благодарности. Громыхнул запор, заскрипели петли, и ворота отворились, пропуская экипаж.
Подобрав юбку, Сара шагнула к деревянному частоколу, уступая дорогу. Новая порция грязи уже ничего бы не изменила, но попасть под колеса ей не хотелось. Она оглянулась посмотреть, далеко ли карета.
Теплое сияние каретных фонарей ворвалось в серую мглу, чудесно ее расцветив. Постовой на заставе в мокрой шляпе и накинутой на плечи дерюге стоял, облокотившись о ворота. Кучер цокнул языком, стегнул лошадей, и карета тронулась с места. Сара узнала ливрею и тут же ощутила, как в душе что-то встрепенулось — то ли восторг, то ли беспокойство… а может, чувство вины. Перед ней был Птолемей, от которого ей настрого велено держаться подальше. Но куда же ей деться? Она стоит здесь, замерев, вжавшись спиной в неструганый частокол, и в каком ужасном виде — помилуй, Господи! Карета проезжала мимо — теплые конские бока, мягчайшая кожа. В окне мелькнули миссис Хёрст и мисс Бингли, красивые, скучающие. Затем — лакеи на запятках в плащах с потеками дождя и треугольных шляпах. Тол Бингли, увидев Сару, приподнял шляпу, отчего с широких полей полилась вода.
Он поспешно переговорил с другим лакеем, тот кивнул. Тогда Тол повернулся к Саре и сделал жест, подзывая ее. Высоко подняв брови, он пальцем указал на себя, потом на запятки, где стоял сам: вас подвезти?
Все случилось в мгновение ока: Сара шагнула вперед и протянула руку, Тол наклонился, ухватил ее повыше локтя, и девушка повисла в воздухе. Одна нога нащупала ступеньку, другая тоже нашла какую-то опору. Не успела Сара опомниться, как уже стояла с краю на запятках, бок о бок с ним. От мулата исходило тепло и пахло въевшимся дымом, мокрой шерстью и солидностью.
— Легкая как перышко, — выдохнул он.
Сара засмеялась и смущенно покосилась на него.
— Держитесь вот здесь.
Она схватилась за поручень, и ее голые руки оказались рядом с его руками в добротных перчатках.
Кучер, заговорщически кивнув им, натянул вожжи, и лошади, высоко вскидывая ноги, пустились рысью. От толчка Сару качнуло, и Тол обнял ее за талию.
Ветер бил ей в лицо, мокрая материя липла к телу. Лошади неслись вперед легко и весело, и на повороте Сара снова качнулась и прижалась к нему. От быстрой езды земля сливалась в неясную полосу. В этот ненастный день ей выпала настоящая удача, в один миг вознесшая ее над цепкой грязью нищеты.
Все дорожные ориентиры: стог сена, древний дуб с обломанными ветвями, болотце — мелькнули и остались позади так быстро, что Сара и не заметила. Скорость — вот, оказывается, истинная роскошь, способность собирать мир в складки и проходить сквозь них, подобно игле. Вот уже и поворот на Лонгборн завиднелся сквозь дождь. Упряжка замедлила бег.
— На повороте просто спрыгивайте.
Она обернулась с расширенными от страха глазами:
— Вы не остановитесь?
Тол сочувственно развел руками:
— Думаю, хозяевам не стоит знать, что я подвожу попутчиц.
Сара взглянула вниз, на землю, слившуюся в бесконечное смазанное пятно. Она сломает ногу, шею, что-нибудь непременно сломает. Но тут рука Тола крепко ухватила ее, как прежде, повыше локтя.
— А теперь, — скомандовал он, — прыгайте!
Лошади на повороте пошли тише… и все же быстро, слишком быстро. Сара не могла заставить себя сойти с подножки.
— Давай, Сара. Пора!
Она шагнула, на миг повисла в воздухе, ветер свистел в ушах, земля стремительно мчалась мимо. Потом ноги коснулись дороги, Тол отпустил ее, и ей пришлось пробежать несколько шагов, чтобы обрести равновесие и не упасть. Карета была уже далеко, когда Сара, пошатываясь, остановилась.
Оглянувшись, Тол Бингли приподнял шляпу, прощаясь, и Сара помахала в ответ. Уносившая его карета скрылась за поворотом.
Погрузившись в раздумья, Сара неторопливо шла по деревенской улице. Мысли о случившемся согревали ее, будто пригоршня горячих печеных каштанов. Она совершила то, что ей было настрого запрещено, и это сошло ей с рук, потому что никто ее не видел и никто в Лонгборне ничего не узнает! Тешась приятными воспоминаниями, Сара даже не глянула на верхнюю тропинку через поле. Там, наблюдая за девушкой, стоял мужчина в насквозь промокшей куртке. С обвисших полей его шляпы капала вода.
Он видел, как замедлила ход карета, свернув за поворот. Когда маленькая фигурка отделилась от экипажа, сердце его замерло от страха при мысли, что она разобьется, но она пробежала немного и остановилась, по виду целая и невредимая. Он смотрел, как девушка машет вслед уезжающей карете, как бредет по деревенской улочке, медленно, с мечтательной улыбкой, словно в солнечный майский полдень.
Лишь после того, как Сара вошла в ворота усадьбы и скрылась из виду, он тоже направился к дому.
Мистер Смит уже трудился на кухне, когда
