— Но послушные ли?
Она замешкалась. Никто и никогда не заставлял барышень сделать хоть что-то против их собственной воли, поэтому ответить было затруднительно. Однако Саре не хотелось разочаровывать гостя. Она кивнула.
Мистер Коллинз просиял:
— А мисс Элизабет? Можно ли назвать ее особой деятельной и практичной? Сумеет ли она должным образом распорядиться скромным доходом?
Сара понурилась. Увы, ей нечем его обнадежить… «Обратите внимание на Мэри» — правильней и честней было бы ответить так. Интересами, темпераментом и внешностью Мэри куда больше походит на мистера Коллинза. Но если он сам этого не видит, то советовать не ее дело.
— Это весьма важный вопрос. Будь искренна со мною, дитя мое.
Элизабет, вспомнила Сара, поручила ей перешить свое старое платье для незерфилдского бала. И барышня всегда своими руками делала из обрезков ткани цветы и другие головные украшения. Все шло в дело — ни лоскутка, ни обрывочка шелка или батиста у нее никогда не пропадало.
— Они бережливы, — решилась ответить Сара. «Да ведь так и есть, — рассудила она про себя. — По крайней мере, по части туалетов. А куда деваться?»
Гость ухватился за это с радостью, даже прямее сел на постели:
— А мисс Элизабет, так ли она мила и любезна, как кажется?
Волосы у Элизабет вились от природы, что, несомненно, говорило в ее пользу. Они с Сарой были ровесницами и росли в одном доме с самого детства. Элизабет всегда проявляла к Саре чуткость и участие, всегда давала ей книги. Но душа у Элизабет была точно из драгоценной слоновой кости, а мистер Коллинз… Хорошо бы он сам понял, ведь невозможно сказать ему напрямик (Сара ни за что не станет этого делать), что он совершенно не пара мисс Элизабет.
— Мисс Элизабет мила и любезна, насколько это вообще возможно.
Он вновь обрадованно закивал и довольно потер руки. Приподняв одеяло, мистер Коллинз спустил ноги с кровати, завозил бледными босыми ступнями по ковру. Затем отдернул гардину и уставился в окно. Казалось, он совершенно забыл о присутствии горничной. Саре вспомнилось, как они с Полли выбивали пыль из ковра, на котором он теперь стоял, как задыхались и чихали. Тут она спохватилась: четыре кувшина дожидались ее в судомойне, и вода в них остывала.
— Сэр?
Он повернулся, благожелательно поглядел на нее.
— Сэр, нельзя ли и мне спросить у вас совета? Я хочу сказать, как у священника.
При этих словах он весь раздулся, распушился, как птица в мороз:
— Что тебя тревожит, дитя мое?
— Я работаю не покладая рук. — Она переступила с ноги на ногу. — Я стараюсь быть хорошей. Делаю все, что мне велят.
— Что ж, продолжай, выполняй свой долг и дальше. Труд освящен и освящает. Помни притчу о виноградарях.
Она кивнула, но не совсем уверенно. Всякий раз, слыша историю о равном вознаграждении для тех, кто потрудился совсем мало, и для тех, кто работал изо всех сил, Сара приходила в уныние и теряла надежду.
— Но как же Марфа? — спросила она. — Разве история Марфы не учит, что должно быть время и на то, чтобы пребывать в покое, слушать и учиться?
— Ах, это!.. — Мистер Коллинз глянул на девушку, сузив глаза.
— Или полевые лилии, которые не трудятся и не прядут, вообще ничего не делают?
— Да, да, но ты должна понять, что труд — твой долг, и, исполняя долг, подобно каждому из нас, ты обретешь радость и искупление грехов.
— Но моя работа не приносит мне радости! — Саре хотелось топнуть. — Она приносит усталость и боль. Я тружусь изо всех сил, но, получается, не могу позволить себе даже минутки, одной минутки удовольствия. Меня только бранят и вечно в чем-то винят.
— Удовольствия? — Мистер Коллинз шагнул к ней, выпучив глаза. От него пахло постелью, маслом для волос и скверными зубами. — Ты оступилась, совершила ошибку, дитя мое?
Сара попятилась. Она забылась и зашла слишком далеко, дальше, чем намеревалась.
— Прошу прощения, сэр. Я не должна была заговаривать.
Своей пухлой рукой он остановил ее:
— Что это за ошибка, дитя? Облегчи душу. Ты должна рассказать мне.
Перед ней пронеслось все, что было сделано и сказано, все, о чем она думала, что чувствовала, начиная со дня приезда Джеймса в поместье. Происшествие с тачкой, ракушки в его дорожном ранце, его комната, аккуратно прибранная и полупустая; Тол Бингли, мечты о саде Воксхолл и амфитеатре Астлея… темный и грязный переулок в Меритоне, обнаженная кожа солдата и его крики; тошнота от запаха табачного дыма — все это разом нахлынуло на нее, — слишком много, чтобы все обдумать, объяснить и преподнести мистеру Коллинзу, перевязав красивым бантиком.
— Я разговаривала с соседским лакеем.
Он отступил, лицо сморщилось и нахмурилось.
— И все?
Она кивнула.
— Только… разговаривала?
Сара снова кивнула.
— Что ж, я полагаю, время от времени подобное необходимо.
Сара видела, что он пытается собраться с мыслями.
— Но не испытывала ли ты какого-то непривычного удовольствия от беседы с ним?
Что-то она испытывала, это было неоспоримо. Но то, что она чувствовала, нельзя было назвать непривычным удовольствием. Пожалуй, это вообще не было удовольствием, скорее зарождающейся догадкой, что удовольствия вообще возможны.
— Непривычного — нет, не думаю, сэр.
— Вот и хорошо, — с облегчением откликнулся мистер Коллинз. — Тебе, полагаю, лучше поговорить на эту тему с экономкой, а не со мной. Эта тема скорее относится к домашнему хозяйству, нежели затрагивает вопросы морали и религии. — Он махнул рукой, отпуская ее, и отвернулся к окну, любуясь широкими зелеными лугами, кустарниками и рощами — своим будущим наследством.
Уходя, Сара достала из-под кровати ночной горшок и вынесла, отвернувшись от его содержимого. Она перебежала залитый дождем двор, приблизилась к нужнику и, выливая в дыру содержимое горшка, размышляла, что вот это и есть ее долг, а она не может найти удовлетворения в его выполнении и удивилась бы, узнав, что кому-то на ее месте подобное удалось. Сара ополоснула горшок под насосом и оставила проветриваться под дождем. Если таков ее долг, то ей очень хотелось бы с кем-нибудь поменяться.
Глава 5
…Даже банты для бальных башмаков были приобретены с помощью посыльного
Сара шила, сидя у окна. Элизабет и Джейн тихонько разговаривали у камина, близко сдвинув головы. Они тоже шили, кутаясь в свои домашние капоты и наброшенные на плечи шали. Отблески огня играли на их локонах.
Был понедельник накануне бала. Тяжелый утюг натер Саре волдырь на нежной коже между указательным и большим пальцем. Даже закрывая глаза,
