Сара покосилась вверх на серые тучи, ни на мгновение не забывая о нем, таком внушительном и идущем так близко, ощущая запах его табака. Подумать только, одно и то же небо расстилается над целым миром, даже над Америкой и антиподами. И он прибыл сюда из этакой дали!
— Вы, должно быть, тоскуете здесь? — спросила она.
— Англия обладает известной прелестью.
Сара недоверчиво моргнула и взглянула на него:
— Да неужто?
— Я попытался быть галантным. — Птолемей посмотрел на нее таким долгим взглядом, что она, смутившись, отвернулась. — Но самое лучшее в вашей стране то, что, ступив на ее землю, перестаешь быть рабом.
— Но вы же не были рабом?..
— Я был рожден рабом.
— Ваша матушка…
— Была одной из невольниц мистера Бингли-старшего. — Птолемей поднес к губам свою тонкую сигару и затянулся.
Сара не знала, куда деваться, не находила что сказать. Ее бросило в жар.
— О господи, мне так жаль.
— Это не ваша вина, дорогая.
Они шли рядом по сырой траве, не произнося ни слова.
— Мистер Бингли-старший, да упокоит Господь его душу, привез меня сюда, — заговорил Птолемей после долгого молчания. — Он всегда ко мне благоволил. И к моей матери тоже, однако ее он оставил там. Я был тогда совсем ребенком. — Он протянул Саре дымящую сигару.
Девушка нерешительно покачала головой. Он придвинул ее ближе: ну же. Больше от смущения, чем из любопытства, она взяла у него сигару, поднесла к губам и вдохнула. Дым оказался едким, зловонным, у нее перехватило дыхание. Закашлявшись, она сунула сигару обратно.
— Вам надо попрактиковаться. — Птолемей похлопал ее по спине. — Сразу затягиваться не следовало.
Сара молча кивнула, ее замутило. Они продолжали идти по тропинке, а его рука теперь покоилась у нее на спине, там, где кончается корсаж и плечи прячутся под тонкой тканью сорочки и платья.
— Открыть вам секрет? — спросил он.
— Ладно, скажите, — не без труда проговорила Сара. Голова у нее кружилась.
— В один прекрасный день я открою собственную табачную лавку. У меня будет только самый лучший табак, о да, уж поверьте. Только наилучший виргинский табак.
Птолемей внезапно остановился, так что ей пришлось повернуться к нему лицом. Он был просто великолепен на фоне унылого замерзшего сада. Казалось, он внимательно изучает тонкую трубочку из табачных листьев, крутя ее в смуглых пальцах. Но вот на лице у него засияла чудесная улыбка, и он поднял глаза на Сару:
— Они никак не накурятся вдоволь, эти ваши истинные джентльмены из Лондона. Эти люди любят табак почти так же, как свой сахар.
У Сары прямо дух захватило от неожиданностей этого дня: от собственного проступка и оттого, что ее спутник такой необыкновенный. Вся ее скованность и настороженность словно бы улетучились вместе с табачным дымом. Она взяла сигару из руки Птолемея, желая показать, что одобряет и его самого, и его табак, и такие грандиозные планы, что она с ним заодно и намерена, как он выразился, попрактиковаться. На этот раз она пыхнула дымом уже чуть более спокойно.
Птолемей что-то сказал, но она не разобрала и вопросительно посмотрела на него, прищурив глаза.
— Вам влетит от нее? — Он мотнул головой, указывая на другой конец сада.
Оттуда к ним, размахивая руками, шагала миссис Хилл с лицом кислым, как айва.
— Боже милостивый! — Сара спрятала за спину окурок.
— Плохо дело?
Девушка кивнула, охваченная ужасом. Как же ей теперь оправдаться перед миссис Хилл, как объясниться? Бежать, скорее бежать!
— Мы с вами могли бы прогуляться, — удержал ее Птолемей, — во второй половине дня, когда заканчиваются домашние хлопоты.
Она вскинула на него сконфуженный взгляд, одновременно пугаясь и радуясь, приподняла подол и пустилась бегом навстречу миссис Хилл.
К счастью, миссис Хилл не потребовала объяснений. В сущности, она даже и не дала Саре возможности их представить. Просто сперва отвесила ей подзатыльник («Ой!»), а потом шлепнула пониже спины, заставив пробежать несколько шагов в сторону дома.
— Миссис, пожалуйста…
— Нечего трещать «миссис, миссис»! Подумать только, и мистер Коллинз в гостях, и семейство Бингли! А ее носит невесть где!.. — Миссис Хилл влепила очередной шлепок, направляя Сару к парадному входу, схватила ее за руку и втолкнула в вестибюль. — Приготовь вещи Бингли. Они уезжают.
— Недолго же они побыли.
Миссис Хилл понизила голос и почти шипела:
— Я звала тебя, Сара, а тебя нигде не было. Я чуть со стыда не сгорела. Принимайся за работу. Да поторопись, девочка. Пошевеливайся как можешь!
«А если я никак не могу?» — строптиво подумала Сара. Но щеки у нее пылали огнем оттого, как ужасно она осрамилась и подвела миссис Хилл.
Глава 4
Мысли о незерфилдском бале чрезвычайно занимали всех дам в семействе Беннет…
Сразу после отбытия Бингли небеса разверзлись и погода испортилась настолько, что барышни лишились всякой возможности выйти на прогулку.
Что же до Сары, то ее ненастье лишило сна: дождь отчаянно барабанил по чердачной крыше, стучал в маленькое окошко, с грохотом низвергался по водосточным трубам. Полли это не мешало, она безмятежно посапывала, закинув за голову руки. Сара лежала, не смыкая глаз, размышляя о Птолемее Бингли. Она вспоминала вьющийся дымок его сигары, его темные глаза, теплую ладонь на своей спине чуть повыше корсажа.
Дождь падал и на крышу конюшни, и капал, и капал, и капал где-то за пределами сияния лампы… и за пределами действия книги. Джеймс встряхнулся, опомнился и обнаружил, что уже некоторое время перелистывает страницы, не вчитываясь в слова. Пришлось заложить страницу, набросить плащ, сунуть ноги в сапоги и выйти с фонарем в ночной ливень, прихватив с собой лестницу. Забравшись на крышу конюшни, он долго вслушивался в стук капель — в одном месте он был не таким, как везде. Джеймс нашел неплотно сидящую черепицу и закрепил ее. Пока довольно и этого, а в сухую погоду и при свете дня можно будет все сделать начисто.
И миссис Хилл тоже не спала — стояла у окна под храп мужа за спиной, смотрела на залитый лужами двор, на качающийся от ветра фонарь — дождевые капли в его свете посверкивали, точно хрусталь, — смотрела, как Джеймс поднимается по лестнице на крышу, как поправляет сдвинутую черепицу. Она видела, что он благополучно спустился вниз, и не отрывала глаз, пока он не отнес
