Когда свет у Джеймса погас, миссис Хилл почувствовала, что замерзла, плотнее закуталась в шаль, опустилась возле кровати на колени и стала молиться про себя. Она произнесла все молитвы, но дождь все барабанил в чердачное окно, и, дрожа от холода, она прочитала молитвы еще раз, произнося слова одними губами. Каждую фразу она на миг удерживала в мыслях, стараясь полностью понять и уделить ей должное внимание. Ей было за что благодарить Господа: служба — заведенный порядок и обычные дела — доставляла ей удовольствие, ей нравилось ухаживать за красивыми вещами и бережно сохранять их, печь пышный хлеб и превращать сырые продукты в изысканные и аппетитные кушанья. Радовала ее и их маленькая компания, те люди, что были рядом с ней в последнее время. Если бы знать точно, что все в их жизни таким и останется, что Джеймс обоснуется на этом месте, а Сару удастся научить и вразумить, что Полли остепенится и от нее будет прок… Если бы только быть уверенной в том, что все не пойдет прахом, не изменится в одночасье, тогда о большем и мечтать не нужно.
И все же тревога в душе не унималась: миссис Хилл беспокоилась и о себе самой. Придет ли время, когда она сможет заняться собственными делами, а не только чужими? Получит ли когда-нибудь то, чего хочет сама, или так и будет светиться отраженным светом чужого счастья, пытаясь хоть чуть-чуть согреться от его тепла?
Работа, как было хорошо известно миссис Хилл, от всех невзгод оградить не может, однако служит недурным средством против унылых раздумий. Саре, погрузившейся в заботы о платьях и нижних юбках, которым следовало вернуть их красоту и во что бы то ни стало заставить выглядеть как новые, было сейчас не до мечтаний. Кроме того, это задание позволило относительно надежно скрыть девочку от надоедливого мулата.
По счастью, в последние дни он появлялся у них на кухне не так часто, как прежде. Из-за дождей и в преддверии предстоящего в недалеком будущем важного светского события семейства почти не общались. Миссис Хилл это уютное уединение в Лонгборне пришлось по душе. Дождь струился по окнам, окрестности стали серыми, дороги размыло — ни въехать, ни выехать. Лонгборн казался ковчегом посреди потопа: что бы ни творилось снаружи, его обитатели чувствовали себя в безопасности.
Однако вечно так продолжаться не может.
Следовательно, разговор с Сарой неизбежен: нельзя спускать подобное с рук. Но как завести беседу на столь щекотливую тему, не рискуя ранить чувства невинной девушки? Невинность — то же прозрачное стеклышко, защищающее от непогоды. Стоит Саре оступиться, и она натворит ужасных, непоправимых бед, навредит сама себе и другим, а стекло разлетится вдребезги по всему полу.
Лучше говорить попросту. Простые правила, которым должно следовать простой девушке.
— Я запрещаю тебе видеться с этим мулатом.
— Что? — Потрясенная Сара даже рот приоткрыла. — Вы о Птолемее? Почему?
— Ты правда не понимаешь и хочешь, чтобы я сказала?
Сара кивнула, плотно сжав губы.
— Ты курила, Сара. Ты отправилась гулять по парку — не твоему парку, вынуждена напомнить, это собственность твоих господ — в то время, когда тебя ждала работа. Да еще и с этим мужчиной, с этим… э… чужаком, которого мы почти не знаем! Уволить могут и за меньший проступок, да еще и оштрафовать вдобавок. А как подумаю, какой урон эта выходка могла нанести репутации дома…
Миссис Хилл скрестила руки на груди, сознавая, что три пятых из всего ею сказанного можно легко опровергнуть. Она заметила также, что на нее смотрит муж, оторвавшись от работы, что Джеймс, направлявшийся в холл, замер на пороге, а Полли улизнула в судомойню, пока никто не успел обвинить и ее в каком-нибудь проступке, — заметила и поняла, что нужно было отчитать Сару с глазу на глаз, уж такой-то малости девушка заслуживала.
А теперь Сара вся ощетинилась: повела плечами, притопнула ногой, выпрямилась:
— А коли его сюда снова пришлют?
Миссис Хилл это не понравилось. Явный вызов! Она тоже вспыхнула:
— Будешь держаться от него подальше.
Высоко подняв брови, Сара молча смотрела на экономку.
— А что ты ожидала услышать?! — От негодования миссис Хилл возвысила голос. — Думала, я позволю тебе перед ним красоваться? И нас всех выставлять на посмешище?
— Что же, мне и друга иметь нельзя? Так, по-вашему?
— Он тебе не друг.
Сара, поколебавшись, кивнула:
— Это все?
— Если ты все поняла и станешь впредь благоразумнее, думаю, можно на этом закончить.
Сара сделала реверанс. И, закусив губу, вернулась к работе, поскольку только одно это ей и оставалось. Взяв чайник, она прошла по судомойне и выплеснула остатки воды в поломойное ведро. Оставшуюся на дне заварку Сара выскребла в глиняный горшок — спитой чай сохраняли для подметания полов. Она немного помяла заварку, разбирая слипшиеся мокрые листья.
Руки у нее дрожали. Девушка вытерла их о передник и прижала к лицу. Огрубевшая кожа царапала щеки.
Если работать без души, хорошо не выйдет — сколько раз миссис Хилл повторяла ей эти слова?
А миссис Хилл хмурилась тем временем на кухне: сдобное тесто никак не подходило. Она желала Саре только хорошего, но девочка, конечно, все видит по-своему, да и не понимает ничего. Откуда же глупышке знать, чем она рискует?
Когда на следующее утро Сара принесла мистеру Коллинзу горячую воду, он уже проснулся и сидел в постели. Девушка хотела поставить кувшин рядом с умывальником и тихонько уйти. Ей предстояло разнести по спальням еще четыре таких же кувшина, и она, разумеется, не собиралась вступать в разговоры, если только к ней не обратятся. Однако гость откашлялся и заговорил как бы невзначай, с самым безмятежным видом:
— Твои молодые хозяйки, по всей видимости, получили самое превосходное образование, не так ли?
— Сэр?
— Как выяснилось, этих юных леди не допускают до кухни, что несколько обескураживает и, признаюсь, удивляет. Впрочем, я все же льщу себя надеждой, что какие-либо обязанности по дому у них имеются. Не представляю, как в столь многочисленном семействе и при скромном доходе мистера Беннета все они могут сидеть сложа руки, не исполняя никакого настоящего дела. Да и возможно ли одобрить подобное воспитание, при котором дитя неспособно принести пользы ни себе, ни кому бы то ни было? — Мистер Коллинз принялся суетливо расправлять простыню на коленях. Он был похож на маленького мальчика.
— Барышни Беннет добрые и благонравные, разумные девицы, сэр, — произнесла
