Да, это был воистину великий день!
Предупрежденная заранее Мари уже была в хижине. Гамбетт привел туда Було на перевязку. Сам он взял кастрюлю, быстренько сбегал к ближайшему источнику и набрал свежей воды, чтобы вымыть поврежденную сопатку своему отважному соратнику. А в это время победители лишали пленных разнообразных предметов, отягощавших их карманы, и безжалостно срезали пуговицы.
Черед пришел каждому. Самым большим почетом в тот вечер пользовался Тугель. Курносый особенно тщательно позаботился о нем, не позабыл конфисковать у него пращу и заставил красоваться перед всеми с голым задом до конца процедуры.
Четверо других, которых прежде еще не ловили, в свою очередь были молча и хладнокровно обобраны без излишней жестокости.
Напоследок оставили Мига-Луну. На сладкое, как они говорили. Не он ли недавно вероломно напал на генерала, после того как подло заставил его споткнуться! Да, именно этот нытик, этот хлюпик, этот зануда осмелился отлупить палкой по ягодицам безоружного воина, который не мог бежать. Полагалось отплатить тем же. Однако он распространял специфический запах, невыносимый, отвратительный, который, несмотря на закалку, заставил исполнителей великих дел Лонжеверна заткнуть носы.
Этот гад портил воздух, как бык! Что он себе только позволяет!
Миг-Луна что-то бессвязно бормотал, хныкал и распускал нюни, его горло содрогалось от всхлипываний. Но когда пуговицы были срезаны и штаны упали на пол, все увидели источник вони и поняли, почему запах оказался столь устойчивым. Бедолага наделал в штаны, и его тощие обгаженные ягодицы распространяли повсюду резкий ужасный запах. Так что, поступив великодушно, главнокомандующий отказался от карающих ударов прутом и выпроводил своего пленника, как и других, без дополнительного ущерба, радуясь в глубине души и ликуя по поводу этой естественной кары, которой по собственной трусости подвергся самый грязный воин, какого только могли иметь вельранцы в своей армии ничтожеств и трусов.
III. Лесной пир
Нальем, друзья, пусть каждый пьет!Прогоним скучный рой забот,Он губит радость, жизнь и силу.Нальем! Пускай нас валит хмель!Ронсар{45}. «Оды»[36]Что теперь станется с разбитой, истерзанной, разграбленной и поверженной армией Ацтека? Лебраку на это, в сущности, было плевать. И его солдатам тоже. Они одержали победу, они взяли шестерых пленных. Такого еще не бывало. Свято сохраняемая и передаваемая история военных подвигов не упоминала – Крикун был готов поручиться – ни об одном столь невероятном захвате противника и столь фантастическом его разгроме. Лебрак мог считать себя самым великим полководцем, когда-либо командовавшим лонжевернской армией, а свою фалангу – самой отважной и надежной.
Добыча была свалена в кучу: груда пуговиц и тесьмы, шнурки, пряжки, самые разнообразные предметы. Потому что бойцы наложили руку на все, что имелось в карманах противника, кроме носовых платков. Там можно было видеть свиные косточки с дыркой посередине, куда была продета двойная шерстяная нитка, которая, скручиваясь и раскручиваясь, заставляла косточку вертеться. Эта игрушка называлась жужжалка. Еще там были шары, ножики – или, чтобы быть точным, просто какие-то тупые лезвия с дурацкими черенками. Там также можно было обнаружить несколько открывашек для банок с сардинами, свинцовую фигурку Папаши-какаши[37], присевшего в интимной позе, и камышовые трубки для стрельбы горохом. Всему этому, сваленному вперемешку, предстояло пополнить казну или достаться солдатам по жребию.
Безусловно, казна одним махом увеличится вдвое. А как раз послезавтра надо платить казначею второй военный налог.
Давнишняя мысль снова пришла Лебраку в голову. А что, если на эти деньги устроить пир?
Человек дела, он тут же поинтересовался у своих солдат, какую сумму мог бы получить казначей.
– У кого нет монеты, чтобы оплатить налог?
Никто не сказал ни слова. Все всё отлично поняли.
– Поднимите руку те, у кого нет ни одного су?
Ни одна рука не поднялась. Бойцы хранили благоговейное молчание. Да неужели? Неужто каждый нашел возможность раздобыть свою монетку? Полезные советы генерала принесли свои плоды. Так что ему оставалось только горячо поприветствовать свое войско:
– Каково? Вот видите, не такие уж вы дураки, как сами думали. Главное – захотеть, и всё можно найти. Просто не надо быть мямлей, черт побери, иначе тебя непременно облапошат. Здесь, – он обвел рукой богатые трофеи, – добра не меньше чем на сорок су. Так вот, милые мои, мы так храбро завоевали его своими кулаками, что нам теперь незачем тратить наши денежки на новые покупки. Завтра у нас будет сорок пять су. Чтобы отметить победу и окропить хижину, мы все вместе в следующий четверг после обеда будем кутить! Что скажете?
– Да! Да! Да! Браво! Браво! Правильно! – вскричали, взвыли, взревели сорок глоток. – Правильно! Да здравствует праздник! Да здравствует гулянка!
– А теперь – в хижину! – продолжал командир. – Тентен, дай-ка мне свой берет. Я положу в него нашу добычу, чтобы добавить ее в копилку. Там больше никого? – спросил он, указывая на опушку вельранского леса.
Чтобы проверить, Курносый залез на дуб.
– Еще бы, – заметил он, внимательно осмотрев местность, – да после такого поражения они разбежались, как зайцы.
В хижине лонжевернская армия встретилась с Було, Гамбеттом и собиравшейся уходить Мари. У потерявшего много крови раненого нос посинел и стал похож на крупную картофелину. Но он не ныл: он думал о том, сколько клочьев волос он выдрал собственными руками и сколько ударов кулаком раздал по справедливости направо и налево.
Договорились, что скажут, будто он бежал, споткнулся и упал на деревянный шар во время игры. И не успел выставить вперед руки, чтобы не удариться лицом.
К четвергу он будет здоров и сможет кутить вместе со всеми. А раз он в данном случае пострадал больше всех, при разделе имущества получит за это натурой.
На следующий день, собрав деньги, Лебрак и Тентен обсудили с товарищами, как их следует потратить.
Посыпались предложения.
– На шоколадки.
Все были согласны на такую покупку.
– Давайте посчитаем, – возразил Крикун. – Плитка из десяти полосок стоит восемь су. Каждому нужен довольно большой кусок. В трех плитках тридцать полосок. Получается каждому чуть больше половинки. Да, – сказал он, подсчитав, – ровно две трети полоски каждому. От сорока пяти монет останется двадцать одна.
– А что мы на них купим?
– Пирожных!
– Печенья!
– Конфет!
– Сардины!
– У нас всего
