Малая Русь
От русской традиции казацкая Украина унаследовала понятие «русского народа», а также прочную привязку к православию. Если эти компоненты отличали левобережное казачество от поляков, то в отношении московитов, также исповедовавших православие и осознававших свои русские корни, им такую функцию выполнять не удавалось. Московское православие, конечно, отличалось от киевского православия, а московская идентичность не была тождественна русской идентичности в Речи Посполитой, но новая политическая ситуация все-таки создавала проблемы для нациеобразующего проекта в Гетманщине, основанного на русских истоках и православии. «Малороссийская» терминология, которую впервые разработало киевское духовенство в 1620-е годы, предлагала решение проблем, с которыми столкнулись образованные элиты Гетманщины. Применяя эту терминологию, украинские светские и духовные элиты могли артикулировать свою идентичность по отношению к Москве, избегая крайностей опирающегося на понятие «Россия» дискурса Феофана Прокоповича, который почти не оставлял возможностей отделить русинов от московитов. Мало того, эта терминология прокладывала путь к компромиссу между украинской идентичностью казаков и русской идентичностью киевских интеллектуалов, накладывая ограничения на украинский дискурс казачества, которое отдавало предпочтение социальным категориям перед национальными.
Вероятнее всего, московская власть воспринимала Малую Русь в ее «зборовских границах» 1649 года. Даже официальным поводом для вступления Московии в военные действия с Речью Посполитой в 1654 году было требование восстановить Зборовский договор.
Как уже отмечалось в предыдущих разделах книги, термин «Малая Русь» вернулся в восточнославянский публичный дискурс в связи с интенсификацией отношений между преследуемым православным духовенством и верующими Речи Посполитой, с одной стороны, и православным царем в Москве — с другой. Его употребляли, чтобы отличать польско-литовскую Русь и Киевскую митрополию от московской Руси и московской митрополии (позже — патриархата), которая в этом контексте называлась Великой Россией или Великой Русью. Эту терминологию церковного происхождения, которую Богдан Хмельницкий и его соратники использовали в 1654 году в Переяславе, с такой охотой приняла московская сторона, что вскоре короткий титул царя «всея Руси самодержец» заменили новым «Великой и Малой России самодержец». При этом если территориальные границы Великой России были понятны и совпадали с границами Московии до 1654 года (за исключением Смоленска), границы Малой Руси оставались открытыми для интерпретаций. Они были такими же неопределенными, как западная и северная границы казацкого государства. Не дали им четкости ни Переяславское соглашение, ни дальнейшие «Статьи Богдана Хмельницкого».
В Гетманщине использовался иной взгляд на границы Малой Руси. Митрополит Киевский, который титуловал себя митрополитом Малой Руси в отношениях с Россией, считал, что его юрисдикция распространяется на все русские земли Речи Посполитой. В течение 1654–1655 годов казацкие отряды вторглись в Великое княжество Литовское, которое Московия считала своим. Московские власти решили внести ясность в вопросы, не только уточнив таким образом титул царя, чтобы называть его князем Волынским и Подольским, но и добавив «Белую Россию» к его короткому титулу, который отныне звучал как «Большой и Малой и Белой России самодержец»[330]. Все это мероприятие имело целью обуздать амбиции Хмельницкого и подчеркнуть, что Беларусь — то есть русские земли Великого княжества Литовского, захваченные царскими силами, — не может претендовать на права, дарованные Войску Запорожскому. Таким образом московские писцы на практике ограничили территорию, которую охватывал термин «Малая Русь», от территории польско-литовской Руси и Киевской митрополии до территории Войска Запорожского, в результате чего этот термин в московском понимании стал обозначать то же, что казацкий и польский термин «Украина».
Но, даже несмотря на это, многозначность термина «Малая Русь» и далее преследовала московских и казацких политиков, а также православных иерархов на протяжении последующих десятилетий. Второе Переяславское соглашение 1659 года заключенное между московскими боярами и гетманом Юрием Хмельницким, содержало упоминания о Малой Руси, которые свидетельствуют о различных пониманиях этого термина. С одной стороны, упоминания о школах «в Малой Руси… как на этой стороне Днепра, так и на той» указывают, что «Малая Русь» была синонимом «Украины». Запрет, направленный против казаков в Беларуси, свидетельствует о том, что Беларусь не была частью Малой Руси, где казаки, известные московским писцам как запорожцы, имели особые права и привилегии, полученные от царя. С другой стороны, упоминания о юрисдикции малороссийского духовенства говорят о древнем значении термина, которым поначалу обозначали территорию Киевской митрополии. То самое широкое понимание термина следует из фраз «черкасские города Малой Руси» и «Запорожское войско Малой Руси», поскольку в обоих случаях содержится намек, что термин «Малая Русь» охватывает территорию, более широкую, чем казацкое государство и его города[331].
Постепенно официальная московская практика ограничения территории Малой Руси землями казацкого государства закрепилась и в казацкой документации, а в переписке с Москвой казацкие писцы заменили «Украину» «Малой Россией», а «Московию» — «Великой Россией». Как показывает переписка гетмана Ивана Брюховецкого, писцы прибегали к такой терминологии в переписке и сделках с московскими властями, тогда как в письмах к донским казакам (а что уж говорить о письмах за пределы Московии) она отсутствует[332]. Похоже, что члены русской элиты за пределами Гетманщины, имея меньше дел с Россией, не знали об изменении в значении термина «Малая Русь». Скажем, православные жители Полоцка, прося царя не забывать о них после Андрусовского перемирия (1667) и защищать права православных Речи Посполитой на переговорах с королем, считали свой город частью Малой Руси[333]. Хотя верные давней традиции церковные элиты продолжали использовать термин «Малая Русь» в его первоначальном широком смысле, политические события вновь заставили пересмотреть его значение, еще больше сократив территорию, которую он обозначал. После Андрусовского перемирия в руках Московии остались только левобережные земли, так случилось потому, что возникла тенденция ограничивать Левобережьем не только понятие Войска Запорожского и Украины, но и понятие Малой Руси.
Чтобы избежать обвинений с польской стороны в нарушении соглашения или выдвижении незаконных претензий на Правобережье, московские дипломаты внимательно следили, чтобы их новые соглашения с левобережными гетманами касались исключительно Войска Запорожского «этой стороны Днепра», и в целом пытались не называть Правобережье «Малой Россией». Казаки же, со своей стороны, неохотно отказывались от понятия Малой Руси на обоих берегах Днепра, ведя переговоры с московскими властями — так же, как не хотели отказываться от идеи Украины по обе стороны этой реки[334]. Только в 1674 году, когда московские силы и левобережные казаки ступили на Правый берег, а Ивана Самойловича провозгласили гетманом обоих берегов Днепра, московская власть все-таки решилась причислить «Заднепрские полки» в перечень малороссийских городов[335]. Распространение власти царя на Правобережье оказалось недолговечным, поэтому термин «Малая Русь» вскоре вернулся к тому значению, которое было до 1674 года.
Левобережное казачество, чьи
