Особые старания князя Репнина по приданию себе пущей солидности становились понятны, если вспомнить, что средь прочих дьяков он уже довольно долго оставался самым молодым. Со своим местом ему страшно повезло – он вовремя примчался в Тушине поклониться вернувшемуся после излечения государю и подвернулся под руку в тот миг, когда оказалось, что среди переехавших к царю дьяков не оказалось начальника Разбойного приказа. На войне сие место никому из знатных людей доходным не показалось, зато благородное происхождение Бориса Александровича званию дьяка соответствовало – и государь Дмитрий Иванович лихо поставил безусого мальчишку разбираться со всякими воровскими делами.
С тех пор прошло несколько лет. Сын государя Ивана Васильевича отъехал из Тушина к Калуге, возле которой безвестно сгинул, царским двором еще три года правил князь Трубецкой, затем Земский собор избрал на трон Михаила Федоровича. А боярин Репнин, несмотря на молодость, продолжал успешно сидеть в Разбойном приказе, хотя на заседаниях Боярской думы и ловил на себе постоянно недовольные взгляды куда более заслуженных царских слуг. Хотя, может статься, ему просто мерещилось…
Пыхтя и слегка покачиваясь, устало вздыхая, Борис Александрович вошел в келью инокини Марфы, оперся обеими руками на посох, почтительно склонил голову:
– Рад видеть тебя в добром здравии, матушка!
– И я тебя, боярин. – Сидящая за столом монахиня подняла на него усталый взгляд, слегка кивнула. – Слышал ли ты о последних событиях? Боярская дочка Мария Хлопова занедужила намедни, и лучшие лекари московские нашли у нее застарелый недуг, каковой она с родичами до смотрин зело ловко скрывала. Бесплодная она, наследника зачать не способна. И так выходит, что крамольницей Мария оказалась. Весь наш царский род опасности подвергла, обманщица. Посему выдели самых надежных приставов, что у тебя под рукой имеются, да Машку Хлопову в ссылку без промедления отправь со всеми родичами вместе. Ведь это они обманщицу во грехе сем дружно покрывали.
– Царскую избранницу? – неуверенно уточнил дьяк Разбойного приказа, ощутив в животе неприятный холодок. – Государеву невесту?
– Больше не невесту! – решительно отрезала инокиня. – Разве ты не слышал? Она бесплодна и к брачному союзу непригодна!
– А что сказал о сем государь Михаил Федорович? – осторожно поинтересовался князь Репнин.
– Не стоит огорчать мальчика сим неприятным известием, – опустила глаза к бумагам престарелая инокиня. – Наказать крамольников, Борис Александрович, ты и своею волей вполне способен.
– Сослать царскую невесту без царского ведома? – Слова с таким трудом продирались через горло боярина, что он буквально засипел.
– Я сама расскажу сыну о сем событии, Борис Александрович, – пообещала инокиня. – Можешь не тревожиться. Просто прикажи схватить крамольников, посади на телегу и отправь с глаз моих подальше.
– Михаил Федорович прогневается… – осторожно напомнил дьяк Разбойного приказа. Ибо о пылкой любви юного царя к своей избраннице знал весь двор.
– А ведь это ты, Борис Александрович, крамолу обязан был распознать еще до того, как боярышню Хлопову во врата кремлевские впустили! – снова подняла голову монашка, и взгляд ее на этот раз стал холодным и колючим. – Уж нет ли в сей измене и твоего соучастия?!
Князь Репнин сглотнул. Он понял, что ему придется выбрать что-то одно. Либо преданность престарелой инокине, либо службу государю всея Руси. Выбирать требовалось прямо сейчас, без промедления, если он не хочет, чтобы о его промахе инокиня Марфа завтра же поведала Боярской думе.
Между тем царскую матушку Борис Александрович помнил еще по службе в Тушине. Уже тогда она хорошо знала всех знатных бояр царской свиты, была с ними дружна и пользовалась немалым уважением. Большинство тамошних князей и воевод по сей день сидели в Боярской думе. И стоит монашке назвать его, дьяка Разбойного приказа, изменником – сии Марфины соратники его не то что в ссылку, на эшафот не моргнув глазом отправят! Царской матери в Думе поверят куда охотнее, нежели ему. Да плюс к тому Марфа остается еще и женой патриарха, от его имени нередко высказывается, и местоблюститель, митрополит Ион, ее старшинство над собою признает. Выходит, что и иерархи церковные по слову старенькой монашки нарекут его крамольником без единого сомнения и именем Божиим проклянут вместе со всеми потомками!
Такова инокиня Марфа…
А кто такой царь?
Что он может?
Михаил Федорович – это всего лишь мальчик на троне…
Маменькин сынок.
Все это, вместе взятое, промелькнуло в голове князя Репнина в считаные мгновения… И дьяк Разбойного приказа задал всего лишь один вопрос:
– Куда отправить семью предателей, матушка?
– А какой у нас город самый дальний, Борис Александрович? – поинтересовалась монахиня.
– Тюмень, матушка!
– Вот туда их всех и загони! – Инокиня Марфа перекрестила посетителя и снова вернулась к делам.
Облегченно вздохнувший князь Репнин благодарно поклонился, развернулся и на диво быстрой молодой походкой выскочил из дверей.
* * *Живот Марии постоянно скручивало болью, язык немел, горло пересыхало, голова кружилась, все тело ныло тупой болью. Девушку постоянно трясло от рвотных позывов, но ничего, кроме судорог, это не приносило.
– Что же с тобой, милая, творится? – сидящая рядом бабушка Федора погладила ее по голове. – Чем тебя так прихватило? Вот, испей водицы святой, в Сергиевом Посаде намоленной, целительной…
Престарелая боярыня уже привычно налила немножко воды из серебряной фляги в покрытый эмалью кубок, выпила сама и чуть выждала, почмокивая языком. Убедившись, что опасности лечебная влага не таит, наполнила ею иерусалимскую чашу, поднесла к губам девицы. Та сделала несколько глотков и снова в полном бессилии откинулась, застонала.
– Ох ты ж деточка моя несчастная… – Отставив чашу, бабушка Федора огладила потный лоб своей внучатой племянницы.
Снаружи послышался шум. Возмущенные крики. Престарелая боярыня удивленно подняла голову. Уже через миг от сильного удара распахнулась дверь в опочивальню. Внутрь вошел боярин в дорогой шубе, с тремя косичками в бороде, с тяжелым посохом в руках, вскинул перед собой туго скрученный свиток:
– Государева воля! Боярская дочь Хлопова, как к чадородию непригодная, из невест изгоняется, а за обман свой ссылается с царских глаз долой! Родичи ее, к крамоле соучастные, вместе с ней отправляются туда же! Телеги внизу. Собирайтесь!
– Да как же ж так? – растерялась боярыня. – Мы же… Но ведь государь… Ты посмотри, боярин, болеет она! На ноги встать не в силах!
– Телеги внизу, указ у меня, – опустил свиток суровый боярин. – До ста считаю, сие вам время на сборы. Сами не уложитесь, стрельцы как есть в телеги покидают! Р-раз!!! Два!
Не переставая считать, князь Репнин вышел из девичьей опочивальни.
При всей
