Она плюнула мне в лицо и пнула меня.
Я сжал коленями ее ноги. Она попыталась вырваться, но поскользнулась и упала. Я опять толкнул ее к дивану.
— Пусти меня. Ты взбесился, — зашептала она неожиданно высоким незнакомым голосом. — Пусти, я буду кричать.
— Ори сколько влезет, — захрипел я. — Все равно я проучу тебя, проклятая ведьма!..
— Сюда идут люди! Разве ты не видишь? Сюда идут люди! Пусти меня, негодяй, скотина… Пусти меня!..
Она лежала на диване, выгнувшись всем телом, чтобы я не мог подмять ее под себя. Я чувствовал, как напряжены ее мускулы; ноги ее были тесно и крепко прижаты к моим ногам, словно не я обхватил их, а она обхватила меня… И я заметил, что под юбкой у нее ничего нет. С силой я придавил ее к дивану… Теперь лицо ее было рядом с моим, и она не сводила с меня беспокойных глаз.
— Пусти меня! — шептала она. — Не здесь, только не здесь, пусти меня, не здесь, только не здесь.
— А где же, дрянь паршивая?.. — Я скрипел зубами от злобы. — Убери руку, не то я сломаю ее. Я тебя здесь…
— Не здесь, не здесь, — шептала она тем же высоким, незнакомым голосом.
— Где же еще…
— У тебя в номере, не здесь, у тебя в номере.
— Чтобы ты удрала, а потом издевалась надо мной.
— Я не удеру, я не удеру. Клянусь, не удеру. Дорогой мой, дорогой…
— Что? — спросил я.
— Пусти меня. Клянусь, я не удеру. Только пусти меня. Сюда идут люди.
Я отпустил ее. И встал. Я ожидал, что она оттолкнет меня и пустится бежать. Но она не побежала, оправила на себе юбку, выпрямилась.
Я привел себя в порядок. Она встала. Я не спускал с нее глаз: теперь она могла пройти мимо меня, но я мог еще удержать ее.
— Пошли, — сказала она.
— Куда?
— К тебе в номер.
Я шел сперва сзади, потом обогнал ее; торопливо и почему-то осторожно поднялся по скрипучей лестнице, устланной серой дорожкой, мимо таблички со словом «Думай!» к своему номеру на втором этаже. И остановился перед дверью.
— Ты можешь уйти, если хочешь, — сказал я.
Она отодвинула меня и плечом толкнула дверь.
— Пошли! — сказала она.
Я вошел за ней следом и захлопнул дверь. Но не запер ее на ключ. Я вдруг почувствовал, что наступила реакция, и прислонился к стене. У меня было такое ощущение, точно я стою в лифте, который стремительно падает вниз, а меня в это время тащат наверх. В глазах у меня потемнело, как будто кто-то влил мне в череп целое ведро воды; вода булькала, и, чтобы не упасть, я крепко уперся обеими руками в стену.
Потом я увидел Наташу, она лежала в постели.
— Почему ты не идешь ко мне? — спросила она.
— Не могу.
— Что?
— Не могу.
— Не можешь?
— Да, — сказал я. — Проклятая лестница.
— При чем тут лестница?
— Не знаю.
— Что?
— Не могу, вот и все. Прогони меня, если хочешь.
— Из твоей собственной комнаты?
— Тогда смейся надо мной, сколько влезет.
— Почему я должна смеяться?
— Не знаю. Я слышал, что когда с мужчиной такое случается, над ним смеются.
— Со мной этого еще не бывало.
— Тем более ты должна смеяться.
— Не хочу, — сказала Наташа.
— Почему ты не уходишь?
— Ты хочешь, чтобы я ушла?
— Нет.
До сих пор она лежала неподвижно, а теперь приподнялась на локте, подперла голову и поглядела на меня.
— Я чувствую себя очень погано, — сказал я.
— А я нет, — сказала она. — Как ты думаешь, чем все это объясняется?
— Не знаю. Меня доконало слово «дорогой».
— А я считаю, во всем виновата лестница.
— И она тоже. А потом еще то, что ты вдруг решила стать моей.
— Лучше, чтобы я этого не решала?
Я беспомощно взглянул на нее.
— Не спрашивай. На меня повлияло все вместе. Это был странный диалог: ни она, ни я даже не попытались приблизиться друг к другу, голоса наши звучали монотонно и невыразительно.
— В номере есть ванная? — спросила она.
— Нет. Только в коридоре. Четвертая дверь. Она медленно встала, провела рукой по волосам и пошла к двери. Поравнявшись со мной, она погладила мена, глядя куда-то прямо перед собой. Однако, почувствовав ее прикосновение, я оторвался от стены и обнял ее. Она попыталась высвободиться. Ее тело сквозь одежду было такое молодое и теплое. И такое гибкое, будто я держал в руках форель… В ту же секунду все снова стало, как раньше. Я крепко обнимал ее.
— Ты ведь меня вовсе не хочешь, — прошептала она, отвернувшись.
Я поднял ее и понес к кровати. Она оказалась тяжелей, чем я думал.
— Я хочу тебя, — сказал я глухо. — Хочу тебя, только тебя, одну тебя, хочу тебя больше всего на свете, хочу проникнуть в тебя, слиться с тобой, хочу проникнуть в тебя!
Ее лицо было совсем рядом, я видел ее глаза, нестерпимо блестящие, остановившиеся.
— Тогда возьми меня! — пробормотала она сквозь зубы и не закрыла глаз.
…Голос ее становился все тише, она залепетала бессвязные, невнятные слова, потом перешла на шепот и совсем замолкла.
И вдруг она потянулась, проговорила что-то, закрыла глаза и тут же снова их открыла.
— Пошел дождь? — спросила она. Я расхохотался.
— Нет еще. Может, пойдет ночью.
— Стало прохладней. Где у тебя ванная?
— Четвертая дверь по коридору.
— Можно я надену твой купальный халат?
Я дал ей халат. Она сняла с себя все, кроме туфель. Раздевалась она медленно, не глядя на меня. И не казалась смущенной. Она была вовсе не такая худая, как я предполагал. Уже раньше я чувствовал это, а теперь увидел своими глазами.
— Ты красивая! — сказал я.
Она подняла голову.
— Не слишком толстая?
— Помилуй Бог. Нет.
— Хорошо, — сказала она. — В таком случае наше будущее рисуется мне в розовом свете. Я люблю поесть. И всю жизнь голодаю. Из-за того, что работаю манекенщицей, — добавила она. — Только поэтому.
— Сегодня мы поедим вволю. Закажем все закуски подряд и шикарный десерт.
— Я слежу за собой, чтоб не стать бочкой. Иначе меня вышвырнут на улицу. Так что можешь не беспокоиться.
— А я и не беспокоюсь, Наташа.
Взяв мое мыло и свою сумочку, она шутливо отдала мне честь и вышла. Я лежал и ни о чем не думал. Мне тоже казалось, будто полил дождь. Правда, я знал, что дождя не было. Тем не менее я подошел к окну и выглянул наружу. Окно выходило на задний двор; из глубины каменного колодца поднималась духота и вонь от мусорных ящиков. «Только в нашей комнате стало свежей» — подумал я. Пошел назад к кровати, снова улегся и устремил взгляд на лампочку без абажура, свисавшую с потолка. Через некоторое время вернулась Наташа.
— Я перепутала комнату, — сказала она. — Думала, что твоя дверь следующая.
— Там кто-нибудь был?
— Никого. Темно. Разве здесь не запирают комнаты?
— Многие не запирают. Вору в них нечем поживиться.
От Наташи пахло мылом и одеколоном. Где она взяла одеколон? Для меня это было загадкой. Может, он
