— Отто, — сказал я, — ведь я знаю, сколько у тебя осталось от аукциона. Меньше трехсот марок.
— Не о них речь. Будут другие деньги. Не беспокойся. Через неделю ты их получишь.
Я мрачно пошутил:
— Ждешь наследства? — Нечто в этом роде. Положись на меня. Нельзя тебе сейчас уезжать.
— Нет, — сказал я. — Даже не знаю, как ей сказать об этом.
Кестер снова накрыл радиатор одеялом и погладил капот. Потом мы пошли в холл и уселись у камина.
— Который час? — спросил я.
Кестер посмотрел на часы:
— Половина седьмого.
— Странно, — сказал я. — А я думал, что уже больше.
По лестнице спустилась Пат в меховом жакете. Она быстро прошла через холл и поздоровалась с Кестером. Только теперь я заметил, как она загорела. По светлому красновато-бронзовому оттенку кожи ее можно было принять за молодую индианку. Но лицо похудело и глаза лихорадочно блестели.
— У тебя температура? — спросил я.
— Небольшая, — поспешно и уклончиво ответила она. — По вечерам здесь у всех поднимается температура. И вообще это из-за вашего приезда. Вы очень устали?
— От чего?
— Тогда пойдемте в бар, ладно? Ведь вы мои первые гости…
— А разве тут есть бар?
— Да, небольшой. Маленький уголок, напоминающий бар. Это тоже для «лечебного процесса». Они избегают всего, что напоминало бы больницу. А если больному что-нибудь запрещено, ему этого все равно не дадут.
Бар был переполнен. Пат поздоровалась с несколькими посетителями. Я заметил среди них итальянца. Мы сели за освободившийся столик.
— Что ты выпьешь?
— Коктейль с ромом. Мы его всегда пили в баре. Ты знаешь рецепт?
— Это очень просто, — сказал я девушке, обслуживавшей нас. — Портвейн пополам с ямайским ромом.
— Две порции, — попросила Пат. — И один коктейль «специаль».
Девушка принесла два «порто-ронко» и розоватый напиток. — Это для меня, — сказала Пат и пододвинула нам рюмки. — Салют!
Она поставила свой бокал, не отпив ни капли, затем оглянулась, быстро схватила мою рюмку и выпила ее.
— Как хорошо! — сказала она.
— Что ты заказала? — спросил я и отведал подозрительную розовую жидкость. Это был малиновый сок с лимоном без всякого алкоголя. — Очень вкусно, — сказал я.
Пат посмотрела на меня.
— Утоляет жажду, — добавил я.
Она рассмеялась:
— Закажите-ка еще один «порто-ронко». Но для себя. Мне не подадут.
Я подозвал девушку.
— Один «порто-ронко» и один «специаль», — сказали. Я заметил, что за столиками пили довольно много коктейля «специаль».
— Сегодня мне можно, Робби, правда? — сказала Пат. — Только сегодня! Как в старое время. Верно, Кестер?
— «Специаль» неплох, — ответил я и выпил второй бокал.
— Я ненавижу его! Бедный Робби, из-за меня ты должен пить эту бурду!
— Я свое наверстаю!
Пат рассмеялась.
— Потом за ужином я выпью еще чего-нибудь. Красного вина.
Мы заказали еще несколько «порто-ронко» и перешли в столовую. Пат была великолепна. Ее лицо сияло. Мы сели за один из маленьких столиков, стоявших у окон. Было тепло. Внизу раскинулась деревня с улицами, посеребренными снегом.
— Где Хельга Гутман? — спросил я.
— Уехала, — сказала Пат после недолгого молчания.
— Уехала? Так рано?
— Да, — сказала Пат, и я понял, что она имела в виду.
Девушка принесла темно-красное вино. Кестер налил полные бокалы. Все столики были уже заняты. Повсюду сидели люди и болтали. Пат коснулась моей руки.
— Любимый, — сказала она очень тихо и нежно. — Я просто больше не могла!
Глава 26
Я вышел из кабинета главного врача, Кестер ждал в ресторане. Увидя меня, он встал. Мы вышли и сели на скамье перед санаторием.
— Плохи дела, Отто, — сказал я. — Еще хуже, чем я опасался.
Шумная группа лыжников прошла вплотную мимо нас. Среди них было несколько женщин с широкими белозубыми улыбками на здоровых загорелых лицах, густо смазанных кремом. Они кричали о том, что голодны, как волки.
Мы подождали, пока они прошли.
— И вот такие, конечно, живут, — сказал я. — Живут и здоровы до мозга костей. Эх, до чего же все омерзительно.
— Ты говорил с главным врачом? — спросил Кестер.
— Да. Его объяснения были очень туманны, со множеством оговорок. Но вывод ясен — наступило ухудшение. Впрочем, он утверждает, что стало лучше.
— Не понимаю.
— Он утверждает, что, если бы она оставалась внизу, давно уже не было бы никакой надежды. А здесь процесс развивается медленнее. Вот это он и называет улучшением.
Кестер чертил каблуками по слежавшемуся снегу. Потом он поднял голову:
— Значит, у него есть надежда?
— Врач всегда надеется, такова уж его профессия. Но у меня очень мало осталось надежд. Я спросил его, сделал ли он вдувание, он сказал, что сейчас уже нельзя. Ей уже делали несколько лет тому назад. Теперь поражены оба легких. Эх, будь все проклято, Отто!
Старуха в стоптанных галошах остановилась перед нашей скамьей. У нее было синее тощее лицо и потухшие глаза графитного цвета, казавшиеся слепыми. Шея была обернута старомодным боа из перьев. Она медленно подняла лорнетку и поглядела на нас. Потом побрела дальше.
— Отвратительное привидение.
— Что он еще говорил? — спросил Кестер.
— Он объяснял мне вероятные причины заболевания. У него было много пациентов такого же возраста. Все это, мол, последствия войны. Недоедание в детские и юношеские годы. Но какое мне дело до всего этого? Она должна выздороветь. — Я поглядел на Кестера. — Разумеется, врач сказал мне, что видел много чудес. Что именно при этом заболевании процесс иногда внезапно прекращается, начинается обызвествление, и тогда выздоравливают даже в самых безнадежных случаях. Жаффе говорил то же самое. Но я не верю в чудеса.
Кестер не отвечал. Мы продолжали молча сидеть рядом. О чем мы еще могли говорить? Мы слишком многое испытали вместе, чтобы стараться утешать друг друга.
— Она не должна ничего замечать, Робби, — сказал наконец Кестер.
— Разумеется, — отвечал я.
Я ни о чем не думал; я даже не чувствовал отчаяния, я совершенно отупел. Все во мне было серым и мертвым.
Мы сидели, ожидая Пат.
— Вот она, — сказал Кестер.
— Да, — сказал я и встал.
— Алло? — Пат подошла к нам. Она слегка пошатывалась и смеялась. — Я немного пьяна. От солнца. Каждый раз, как полежу на солнце, я качаюсь, точно старый моряк.
Я поглядел на нее, и вдруг все изменилось. Я не верил больше врачу; я верил в чудо. Она была здесь, она жила, она стояла рядом со мной и смеялась, — перед этим отступало все остальное.
— Какие у вас физиономии! — сказала Пат.
— Городские физиономии, которые здесь совсем неуместны, — ответил Кестер. — Мы никак не можем привыкнуть к солнцу.
Она засмеялась.
— У меня сегодня хороший день. Нет температуры, и мне разрешили выходить. Пойдем в деревню и выпьем аперитив.
— Разумеется.
— Пошли.
— А не поехать ли нам в санях? — спросил Кестер.
— Я достаточно окрепла, — сказала Пат.
— Я это знаю, — ответил Кестер. — Но я еще никогда в жизни не ездил в санях. Мне бы хотелось попробовать.
Мы подозвали извозчика и поехали вниз по спиральной горной дороге, в деревню. Мы остановились перед кафе с маленькой, залитой солнцем террасой. Там сидело много людей, и среди них я узнал некоторых обитателей санатория. Итальянец из бара был тоже
