Так что плавают где хотят.
А я вот все же решил прогуляться пешком. Посуху. Потому как законопослушен, стало быть. Да и купаться привык с комфортом, а не по принуждению. Хотя это порой и приходится делать по велению обстоятельств.
Таких любителей комфорта, как я, на Хрусталке видать издалека. Не доходя до пляжа. Они как чайки облепили все каменные выступы и галечную полоску у основания мыса. Бетонная набережная с «волноломами» появится здесь только через пару лет, поэтому место пока диковатое. И очень живописное. Местные любят его за чистую воду и за то, что здесь очень мало приезжих. Их вообще всегда очень мало на диких пляжах, в любое время. И здесь дело уже не в комфорте. Просто «сдавать» сведения о хороших пляжах чужакам считается не комильфо. Это как о грибных местах распространяться направо и налево – можно и самому без грибов остаться. А пляжи со временем становятся зачуханными, считается, что из-за этих долбаных курортников, хотя, если честно, все хороши. Свиней хватает и среди местных горожан, будем справедливы.
Вот вам и очередное доказательство: небольшая группа толстопузых любителей отдыха вольготно раскинулась на засаленных покрывалах на самом изгибе Хрустального мыса. Те, кто постарше, режутся в картишки, трескают арбузы, кукурузу и колбасу с огурцами. Корки, початки и другие объедки с азартом мечут в набегающую волну, сволочи. Подростки из этой группы чуть в глубине жгут костер из плавуна и жарят на ржавой железяке косматых мидий, распространяя душный смрад горящих водорослей по всему пляжу. По всем приметам – местные, хотя не исключено, что группа, скорей всего, сборная. Что называется «родственнички к нам приехали, будем показывать им достопримечательности». Это, кстати, очень хорошо видно по загару. Точнее, по его отсутствию.
Грустно, товарищи!
Мало того что сами хозяева выглядят малоаккуратными, так они и гостям своим дурной пример показывают, активно гадя в окружающую среду вокруг своего лежбища.
– Чего мусор в воду кидаем? – хмуро поинтересовался я, подходя к ближайшему толстяку. – Сам же здесь купаться будешь.
Дядьке лет сорок, а я ему на «ты». Светлая кожа, нос картошкой, вислые усы – не местный. Скорей всего, малоросс, погостить приехал. Недоуменно оборачивается на мой детский голос и как-то неопределенно пожимает жирными плечами.
– Та ништо… Переприе ма́буть.
– Да пока перепреет, люди в это дерьмо раз сто вляпаются!
– Тебе что, больше всех надо, пацан? Чего к людя́м пристаешь?
Это встрял уже более загорелый жирдяй, развалившийся рядом и потягивающий пивко из темной бутылки. Этот явно местный. Принимающая сторона, поэтому и вписывается, защищая родственника.
Я вздохнул. Конечно же не надо мне больше всех. Достаточно самой малости – прозрачной воды и незагаженного берега. Города чистого и безоблачного неба над ним. Я что, многого требую?
Набычившись угрюмо, я шагнул вперед.
– Извините, гражданин, не представился. Голубой патруль! Старший инспектор при МВД Крымской области Марат… кхм… Козей. Выявляю факты злостного загрязнения акватории в черте нашего города. Вот это вот сами уберете или органы вызывать будем? Для составления протокола?
Повисла напряженная тишина.
Слова прозвучали вроде бы грозные, но перед глазами – какой-то несерьезный шкет. Балуется? Разыгрывает? Так вообще-то взрослых разыгрывать не положено! Не могут никак дядьки в толк взять, как им реагировать на этот странный наезд со стороны непонятного ребенка. Тем более полного тезки пионера-героя военных лет.
Ладно. Помогу.
Слегка отвернувшись и незаметно шаркнув ногой по гальке я, как заправский битбоксер шумнул губами, изображая хрип рации, после чего резко поднес руку ко рту (и здесь помог браслетик-фенечка), наклонил голову и забормотал деловито:
– Козей на связи. Прием. Да. Ничего особенного. Нет. Обойдусь. Все под контролем. Без протокола. Своими силами. Людей хватает…
Шустрый катерок-глиссер пронесся рядом с нашим берегом, поднимая легкую волну. Я широко помахал свободной рукой, и приветливые люди на катере радостно замахали мне в ответ. В тему получилось.
– …Да, вижу. Не надо. Двигайте дальше. Здесь сознательные люди. Все. До встречи на базе. Отбой.
Повернулся к толстякам.
Один из них, более светлый, остолбенело сидел, открыв рот, а второй, загорелый, вяло сучил ногами, пытаясь подняться в сторону только что заброшенного в воду недоеденного куска арбуза.
– Ну, так как? Мусор убирать будем?
– Ага! Будем, гражданин… это… как его… патруль… синий…
– Пацанам скажите, пусть костер потушат. Воняет на весь город.
– Так-так, це неодми́нно! Гэй, Мыкола! Швыдко туши вогнище! Зараз, я тоби казав! Та не сечею, дурна башка. Водою з моря! Водою, казав я тоби!
– Честь имею, – ляпнул я по привычке слегка не в тему и гордо, с чувством выполненного долга, двинул дальше по берегу.
Вот ведь добился же своего, а настроение все равно испоганено.
Пляж забит народом чуть ли не до отказа, а замечание нарушителям делает сопливый ребенок. Другим что, дела нет? Или приятно купаться в арбузных ошметках?
Известный принцип «моя хата с краю, ничего не знаю». Излюбленная, я бы сказал, в нашем менталитете схема. И с каждым годом она паразитирует в наших мозгах все больше и больше. И будет уверенно паразитировать дальше до тех пор, пока «хатами с краю» не станут целые куски разваливающейся страны – бывшие наши братские республики. И запылают эти «хаты», вопреки расхожей примете, буйным синим пламенем, из-за дури местных вельмож и князьков, дорвавшихся до власти. А виноват в этом будет все равно одиозный центр с его проклятым советским прошлым. Беспричинно, алогично и непоследовательно, но… виноват.
А вы знаете, я даже согласен, что он виноват.
Этот пресловутый проклятый советский центр.
Как минимум виноват потому, что не научил простых людей элементарно делать замечания друг другу, как, к примеру, здесь, на пляже. Душой болеть за общее богатство. Виноват потому, что в нашей стране бандитов любят больше, чем ментов. Нарушителям сочувствуют больше, чем потерпевшим. А практически из всех магнитофонных динамиков в советских дворах сочится ядовитая, хрипящая прокуренными связками блатная уголовщина. Любимые народом песни – про поножовщину, гоп-стоп и благородную зоновскую печаль о далекой свободе. Государство в глазах рядовых советских обывателей – оно по умолчанию плохое. А все, кто против него – будь то кухонные диссиденты или разбойники с ворами, да вообще преступники всех мастей, – они… ничего так, хорошие люди… пока до нашей собственной шкурки не добрались, любимой и дорогой. Та, что тоже «с краю». Но даже и в том случае государство опять плохое – не смогло уберечь и защитить драгоценную шкурку!
Спросите, а при чем здесь самое передовое в мире государство?
А скажите мне, кто проповедовал все это время культ бунтарского духа и благородной революционной борьбы? Кто вообще присовокупил разбойника Стеньку Разина и вора Емельку Пугачева к романтическому обществу беззаветных борцов с царским режимом? А кто в суровые революционные годы слово «грабеж» лицемерно подменил на звучный, наукообразный
