Робби заявил: "Я считаю, что они не будут препятствовать забрать кое-что, при условии, если вы сможете убедить их в том, что ничто на Британию не повлияет".
"Мы много раз убеждали их в этом", — ответил хозяин. — "Есть бельгийские, голландские и португальские колонии, где мы могли бы разумно претендовать на свою долю. Что касается немцев по языку и крови, которые были отрезаны от нас Версальским договором, мы просто не понимаем, почему англичане так решительно держат их в изгнании. Если англичане не могут терпеть, чтобы Германия снова окрепла, они должны подумать о чём-то более мощном, чем прихожане Англиканской Высокой Церкви".
IXСигнал автомобиля своими протяжными звуками разгонял всё впереди, пока они мчались по равнине Бранденбурга до Шорфхайде с его лесами и хорошо огороженным охотничьим угодьем. Угодье принадлежало немецкому правительству, но старомодный барон разбойник спокойно пользовался им, и кто скажет ему: нет? Охотничий домик был достаточно хорош для Кайзера, но не для Геринга, который превратил его во дворец и назвал его Каринхалле. Длинная гравийная подъездная дорога привела голубой лимузин к широко раскинувшемуся двухэтажному оштукатуренному зданию с порталом, как у древнего замка, сужающимся в своего рода каменный туннель, как будто для защиты. Одно из тех стилизованных под старину архитектурных особенностей, которые Ланни объяснил лейтенанту Рёриху в Шато-де-Белкур. Над этим входом весели рога лося, а на стенах большого зала внутри также было много других охотничьих трофеев. Военный человек, конечно, должен практиковаться, и когда он не может стрелять в людей, то использует животных, которые дешевле, но не слишком для хорошего тона, как в Германии, так и в Англии.
Ланни посетил это место с Ирмой, но это было три или четыре года тому назад, с тех пор тут добавилось много новых трофеев и подарков. Фюрер напечатал специальное издание Mein Kampf, огромное, как атлас, и с самым элегантным переплётом, какой можно себе представить. Книга была установлена на столе подобающего великолепия, со всегда горящими свечами с каждой стороны, как в церкви. За ней, на стене была Мадонна с младенцем. Ланни показалось странным такое сочетание в убранстве интерьера. А не упустили ли из виду генерал и его соратники тот факт, что объектом этого произведения искусства была еврейка?
Робби и его сын были приглашены осмотреть также церемониальный японский меч, которым им разрешили помахать на надлежащем расстоянии. Был альбом с фотографиями "Первых семидесяти аэродромов", сделанных для командующего ВВС. И Робби, конечно, не должен был делать вид, что его это не интересует. Был храм Карин, шведской баронессы, которая была первой женой Германа, и именем которой было названо это место. Перед ним снаружи горели свечи, и был мраморный мавзолей, с ее останками, привезенными из Швеции с церемонией, на которой Герман и Адольф с благоговением маршировали бок о бок.
Также был львенок, всегда новый, блуждающий по дому, несмотря на тот факт, что один из его предшественников, делая метку, перепутал белую штанину генерала с березой. На втором этаже гости осмотрели самую сложную игровую комнату, какую они когда-либо видели. Пол представлял собой игрушечную деревню с деревьями и всеми принадлежностями, через деревню и вокруг неё проходила железная дорога с игрушечными поездами. Великий человек сел за стол и нажал кнопки, и поезда побежали здесь и там, через туннели и через мосты. "В один прекрасный день мой ребенок будет играть здесь", — сказал он. Беременность Эмми вскоре будет объявлена немецкой нации.
Они обедали в длинном зале за столом, рассчитанном на двадцать четыре персоны. Занята была только половина мест, в основном, офицерами штаба генерала, в том числе старым другом Ланни Фуртвэнглером. После обеда великий человек извинился за своё отсутствие, объяснив, что ему надо прочитать доклады. Робби сел изучать альбом первых семидесяти аэродромов, а Ланни стал бродить, разглядывая сокровища искусства, пытаясь угадать, у кого они были экспроприированы. Среди них были очень ценные фламандские гобелены, изображающие голых дам в стиле манеры Рубенса. Как Kunstsachverständiger великого человека, Ланни знал, что вкус его покровителя колебался между двумя крайностями, самых великолепных костюмов и полным отсутствием оных. В столовой напротив мест генерала и его жены была мраморная Афродита Анадиомена, а в других местах висели картины и стояли скульптуры голых греков и увешанных наградами немцев в шлемах примерно поровну.
XВ библиотеке перед камином прекрасная Эмми Зоннеманн расположилась на диване, но не посередине. Она сказала: "Подойдите и поговорите со мной, герр Бэдд". Неужели она хотела, чтобы он занял другую половину дивана? Он подумал, что разумнее занять стул в метре от неё.
C этого места он мог лучше рассмотреть ее. В ней уже проявилось материнство в начальной стадии. Она была крупной женщиной, но хорошо сложенной. Она играла Брунгильду в Берлинском драматическом театре и могла бы сыграть Венеру Милосскую, если бы на эту тему кто-нибудь написал драму. У нее было правильное и красивое лицо, выражающее мягкость и доброту. Ярко-голубые глаза и светлые волосы, которым не требуется химической обработки. Из всех нацистов только она ближе всех подошла к исповедуемому ими нордическому идеалу.
Она была первой леди Фатерланда и одной из самых известных общественных фигур, благодаря своей долгой добрачной карьере. Все немцы видели ее на сцене или на экране и чувствовали, что знают ее. В основном они знали о ней только хорошее. Кроме того, она взяла на себя обязанности королевы и играла её, как играла её на сцене. И все считали, что она была такой королевой. В личной жизни она была доброжелательной, уютной, немного наивной. Театральная публика должна быть богемной, но когда они достигают успеха, они рады превратиться в буржуа, такой была и Эмми Зоннеманн. Миллионы людей в Германии заплатили бы половину своих мирских благ за возможность допуска в Каринхалле и место на другой половине этого дивана. Эмми не возражала бы и приветливо поболтала с каждым, дав деньги на Winterhilfe.
Она сказала: "Вы не очень часто навещаете нас,
