– Двоим взять лопаты и присыпать то, что после себя оставили. А не то… сами знаете, чем неповиновение ваше может обернуться. Не доводите до греха.
Два ближних к нему солдата неохотно поднялись и пошли в сторону стоявшей рядом телеги, на которой везли шансовый инструмент, и с лопатами в руках направились к дубовой рощице, где белела полковничья палатка. Довольный мужик поклонился Мировичу и поблагодарил:
– Спасибо вам, ваше благородие. Я же не по своей воле на эту должность поставлен. Любого могли, а убирать за каждым охальником сил не хватит. Все знают, что для дел срамных, то есть нужду справлять, специально место отводится во время привала. Вы уж попеняйте им, чтоб вели себя впредь как должно.
Мирович ничего не ответил и вернулся на свое место, размышляя, скольких армейских тонкостей он еще не знает. Казалось бы, простой вопрос, но и ему нужно внимание уделять.
4Когда наконец добрались до Инстербурга, то и рядовые и верхние чины надеялись хоть немного отдохнуть после продолжительного пути. Но уже на другой день на общем построении было объявлено зря время не тратить, а ежедневно проводить стрельбу солдат по мишеням, а также по нескольку часов в день повторять приемы боя в пешем строю с примкнутым к мушкету штыком. Сразу после завтрака полки под барабанный бой и с развернутыми знаменами двинулись за город, где для занятий были отведены участки, свободные от жилья и посевов. Сибирскому полку отвели место для учений на спуске в овраг, по дну которого текла небольшая речка с чистой водой. Склон оврага был весь усеян камнями, что для Мировича было в новинку – в Сибири он такого количества камней сроду не встречал и сейчас с любопытством поглядывал на их разнообразие.
В их полку было два батальона, каждый из которых делился на двенадцать рот, четыре из которых были фузилерные. Сама рота делилась на четыре капральства, и в одну из них он и был назначен. В его подчинении было всего сорок два человека, но сегодня пятеро из них не вышли на учения по причине разных болезней. Он даже обрадовался этому, поскольку не знал, как он сможет управиться с четырьмя десятками человек. Их ротой командовал капитан Евгений Петрович Лагарп, русский язык знавший плохо, а поэтому, когда нужно было отдать какую-нибудь мудреную команду или приказ, подзывал к себе кого-нибудь из подпоручиков и те, выслушав, что он хочет сказать, уже громко объявляли, что должна выполнить рота. При этом некоторые солдаты прыскали со смеху, а офицеры вежливо отворачивались, пытаясь скрыть свои улыбки.
Следом за ними подъехал каптенармус со странным прозвищем Калуга, как все его называли за глаза, хотя большинству было известно его имя – Маркел. Он привез в плетеных корзинах патроны с порохом и пули для ружей, которые начал тут же раздавать подходившим к нему капралам. Каждому солдату полагалось сделать по пять выстрелов, поэтому капралы брали по две-три корзины, в каждой их которых лежало, по словам Калуги, по сто зарядов. Пули в мешочках выдавались отдельно и тоже без счета. Мирович позвал с собой трех солдат, чтобы они помогли отнести боеприпасы, в то время как остальные его подчиненные разместились на склоне холма. Тем временем на другой стороне оврага меж деревьев натягивались парусиновые полотнища с нарисованными на них яркими кругами. Когда Василий раздал всем патроны, то на дне корзин осталось еще несколько невостребованных зарядов, и он решил не возвращать их обратно, а оставить у себя до следующих стрельб. Затем он построил свое капральство в две шеренги и, встав перед строем, спросил:
– Кто из вас ни разу из мушкета не стрелял и заряжать его совсем не умеет? Шаг вперед!
Вперед вышло чуть меньше половины состава. То были сплошь новобранцы последнего призыва, чему Василий особо не удивился. Зато он обратил внимание на нескольких человек, то ли якутов, то ли бурят, а может, и татар, которые постоянно держались вместе. Они, как ни странно, остались стоять на месте, хотя ему точно было известно, что раньше в армии они не служили, а набраны лишь в этом году. Василий решил, что они просто не поняли его команды и, подойдя к ним поближе, спросил, стараясь четко проговаривать каждое слово:
– А вы чего не шагнули? Неужели стрелять умеете?
– Моя умеет. Много стрелял, – ответил один из сибирцев с шарообразными щеками и узенькими щелками глаз.
– Неужели в сражениях был? – не поверил Мирович.
– Охота, однако, ходил, – ответил тот и расплылся в улыбке. На его большой, как переспелая дыня, голове солдатская треуголка смотрелась нелепо и как-то неестественно. Мирович и раньше присматривался к группе сибирцев, державшихся обычно вместе и на марше и во время ночевок. Он думал, что они могут не выдержать длительного перехода, но, как ни странно, ни одной жалобы от них не услышал. Правда, в караул он их старался не отправлять, боясь, как бы они не натворили глупостей, плохо зная воинский порядок. Но сейчас он был по-настоящему озадачен, услышав, что все они, в отличие от новичков из русских рекрутов, умеют обращаться с огнестрельным оружием, применяемым в бою.
– И на кого охотился? – решил он уточнить.
– На зверь моя охотилась. Медведь брал, заяц брал, соболь тоже брал. Ясак платить надо, потому охота ходил.
Старослужащие бывалые солдаты с усмешкой смотрели на него. Большинству из них он доставал головой только до плеча, и они никак не воспринимали его всерьез.
– Как же тебя зовут, охотник?
– Чингисхан, поди, – пошутил кто-то из старых солдат.
– Зачем так говоришь? – закачал головой, продолжая оставаться с невозмутимым лицом, охотник. – Меня Тахир зовут. Чингиз-хан большой воин был, а моя еще не воевал, однако. Не говори так больше, а то сердиться буду. Тебе худо будет.
Бывалые солдаты с удивлением смотрели на этого неказистого с виду азиата, но от смеха удержались, увидев нешуточный блеск его сузившихся до размера щелочки и без того небольших глаз.
– Пусть так, – прервал перепалку Мирович. – Сейчас проверим, какой ты стрелок. Заряжай свой мушкет и попади вон в тот круг, что для стрельбы приготовлен, – указал он рукой в сторону натянутого на другой стороне овражка полотнища.
– Куда попасть надо? – с серьезным видом поинтересовался Тахир. – Посерединке или в краешек?
– Целься в центр, а там как Бог даст, – ответил Мирович.
Тахир сноровисто наклонил дулом к себе мушкет, надкусил патрон и осторожно, закрывая порох ладонью от ветра, ссыпал его в
