и поделать ничего не мог. Он вышел из кабинета и стал собираться в дорогу.
После ухода Бабичева Король предложил Эдику говорить. Тот начал:
– Акция, которую я осмелюсь предложить, потребует участия вашей дочери, босс. А также ее друзей и одного нашего бойца, которому предстоит стать жертвой. Его придется убить.
– Моей дочери? Бойца, которого надо будет убить? Ты что, Эдик? В своем уме или спятил?
– Геннадий Андреевич, Соне я отвожу главную роль, не привлекая симпатичной девочки со стороны, что может в ходе акции или после вызвать ненужные нам осложнения. Соня наш козырь, если, конечно, вы примете мой план.
– С ума сойти. Мне кажется, Эдик, ты стал наглеть.
– Хорошо, Геннадий Андреевич, извините меня, дурака. Я молчу.
– Что значит молчу? Сказав «а», говори и «б».
– Суть плана такова.
И Эдик, понизив голос, около пяти минут что-то объяснял Королю. Тот выслушал и неожиданно спросил:
– Тебе не кажется, Эдик, что Бабичев и его таинственный друг могли спеться?
– Несмотря на то, что говорил при Бабичеве, я уверен, что ваше предположение самое верное.
– Даже так? Объясни, почему?
– Вел себя здесь Николай Викторович несколько наигранно. Решается судьба его давнего друга, а он, вместо того чтобы попытаться как-то защитить его, упросить вас не убивать приятеля, напротив, утверждает, что тот представляет опасность, тем самым вынося ему приговор. Неестественно это.
– Если только Бабичев напрочь не утерял чувство дружбы.
– О нет, Геннадий Андреевич. Подполковник не из людей, не помнящих родства. Работает на нас и подчиняется лишь потому, что мы держим его судьбу в своих руках. Будь его воля, он с превеликим удовольствием растоптал бы нас.
– Эдик, ну почему так мрачно? В каждом ты видишь предателя и потенциального врага. Почему ты так ненавидишь людей, а, Эдик?
– Ваша школа, Геннадий Андреевич, ученик я прилежный. А насчет спевки Бабичева и Лешего, то нам это только на руку.
– В каком смысле?
– В том смысле, что Бабичев будет сдерживать друга от необдуманных поступков, могущих нанести вред самому подполковнику. Бабичеву не нужна огласка бойни на реке, значит, Леший будет молчать. А это нужно и нам до того момента, пока мы не посадим этого супермена на такой «крючок», с которого ему не сорваться, несмотря ни на что.
– Что ж, пожалуй, ты прав. Но Соня? И боец?
– Геннадий Андреевич, вы хорошо знаете Холопа, этого своевольного наглеца, положившего глаз на вашу дочь, делающего ей непристойные предложения. Я считаю, он давно заслужил наказание. Так пусть он его получит, принеся хоть какую-то пользу. А Соня? С вашей дочерью ничего не случится. А сама она с удовольствием примет участие в акции. Для нее это будет игра, такая игра, в которую она еще не играла. Она почувствует себя героиней, главным действующим лицом в остросюжетном событии. Это взбодрит ее, отлакирует кровь, а девочка останется в абсолютной безопасности, я ручаюсь в этом.
– Ну хорошо, убедил. А насчет Сони – сделай так, чтобы она сама попросила меня разрешить ей участвовать в этой так называемой игре.
– Так и сделаем, Геннадий Андреевич.
Бабичев заехал в отдел, выслушал доклад дежурного и заместителя. Сообщений о ночном происшествии на дальнем кордоне не поступало. Николай позвонил домой Татьяне и сказал, что навестит Лешина и потом – домой. Возможно, вместе с Владимиром.
Затем сел в машину, вывел «Волгу» из райцентра и направился в лес, на кордон.
Его прибытия ждал Володя. Он встретил друга и провел в дом.
– Ну что там, у Короля? – спросил Леший.
– Об этом потом, сначала о тебе.
– Были двое.
– Да, Фома и Серьга – киллеры Короля.
– Встретил их. Сейчас они в болоте.
– Тяжело пришлось?
– Нет. Они действовали стандартно. Просчитываемо. Только дед Матвей в конце вмешался, хоть и отправил я его на реку.
– Значит, дед в курсе?
– Да.
– Плохо!
– Нормально! Старик молодец. Вычислил чужаков, проводил их и со своей берданкой – в тыл. На помощь шел. Это многого стоит, Коля. Да и болтать-то ему тут не с кем. Уверен, все останется в тайне.