Наконец, 18 марта 1921 года был усмирен Кронштадтский мятеж моряков, который мог поднять Россию на новую борьбу теперь уже в ходе третьей революции. Тухачевский взял от подавления Кронштадта не только славу «стального командира», но и жену комиссара Балтфлота Николая Кузьмина, которая стала на некоторое время его любовницей.
Показательно, что признавать восстание моряков власть не хотела, поэтому мятеж приписали раскрытой ЧК летом 1921 года Петроградской боевой организации, за участие в которой было расстреляно 96 человек, в том числе поэт Николай Гумилев, муж Анны Ахматовой.
Общие потери гарнизона Кронштадта, состоявшего из нескольких десятков тысяч человек, — более 10 тысяч человек. А после этого начались репрессии. К расстрелу власть приговорила 2103 человек, а к различным срокам наказания — 6459 мятежников. В основном их отправили на Соловки. Десять тысяч кронштадтцев выселили из города как «неблагонадежных» с направлением в северные губернии.
* * *А какова же судьба С. М. Петриченко?
После подавления мятежа Степан Максимович с тысячами его участников ушел в Финляндию. А если подробнее — в 5 часов утра 17 марта 1921 года он на машине по льду Финского залива благополучно добрался до финской границы. Некоторое время работал на лесопильных заводах, плотничал. Он полюбил работать с деревом и даже стал столяром высокого профессионального уровня. Среди россиян в эмиграции пользовался авторитетом и доверием. Разобравшись в политической ситуации, он блокировал призыв Врангеля отправить его «добровольцев» в Турцию, где оказалась часть битого войска белого барона. Думается, на это решение повлияла весть из России об объявленной амнистии рядовым участникам восстания. Он не чинил препятствий желающим вернуться на родину, по которой и сам тосковал. Одному из членов Ревкома он высказал мысль, что и сам хотел бы отправиться в Россию. Об этом «гнусном замысле» моряка стало известно полицейскому Выборга. Его арестовали. В финской тюрьме он просидел несколько месяцев. Наверное, поэтому на работу его не принимали. И он решился на отчаянный шаг.
В 1922 году Степан Максимович поехал в Ригу и… посетил посольство РСФСР. По всей вероятности, состоялся торг, в результате которого он был привлечен к негласной работе в качестве агента ГПУ. С учетом обстановки и личных данных бывшего военного матроса его тут же передали на связь армейским коллегам. Так он стал агентом Разведывательного управления РККА в Финляндии.
В 1927 году Петриченко вновь посетил Ригу и в посольстве РСФСР подготовил письмо на имя Калинина с просьбой вернуть ему советское гражданство и разрешить выезд в СССР Ему разрешили поездку. В том же году он выезжал в СССР через Латвию. Но, очевидно, он нужен был больше разведчикам за рубежом. Степан Максимович вернулся в Финляндию, устроился на целлюлозную фабрику в городе Кемь, расположенном на побережье Белого моря, где проработал до 1931 года, когда был уволен по сокращению штатов. Перебрался в Хельсинки. В 1937 году он отказался от дальнейшего сотрудничества с военной разведкой РККА. Думается, на него повлияла информация о вспышке репрессий в Советском Союзе, проводимых «зоркоглазым» Ежовым. После ареста последнего он вновь продолжил сотрудничество с армейской разведкой.
С началом Второй мировой войны ему было поставлено задание по получению информации о подготовке Германии к возможному нападению на СССР. Он со всей серьезностью отнесся к поставленной задаче и получил ряд важных сведений на эту тему.
В 1941 году его арестовали финны, а в 1944 году освободили — почувствовали, чья сторона побеждает. Но в 1945 году его снова арестовывают — теперь уже советские органы военной контрразведки Смерш.
Приговор, вынесенный Особым совещанием НКВД СССР, гласил:
«Петриченко Степана Максимовича за участие в контрреволюционной террористической организации и принадлежность к финской разведке заключить в исправительно-трудовой лагерь сроком на 10 лет, считая срок с 24 апреля 1945 года»
Судьба отвела ему еще только два года жизни. 2 июня 1947 года во время этапирования из Соликамского лагеря во Владимирскую тюрьму он умер.
Это была еще одна жертва проклятой народом Гражданской войны.
Часть третья
Стены примирения
Мудрец всегда выигрывает так, чтобы соперник чувствовал себя победителем.
Илья ПанинВ Москве на пересечении проспекта Сахарова и Садового кольца установлена «Стена скорби» — монумент жертвам политических репрессий советского периода. Открыли ее Президент РФ Путин и Патриарх РПЦ Кирилл.
Президент России заметил, что политические репрессии являются преступлением, которое нельзя оправдать никакими заявлениями о высшем благе для народа. По мнению Путина, страшные события прошедших лет нельзя забывать и вычеркивать из национальной памяти.
«Но это не значит призывать к сведению счетов. Нельзя снова подталкивать общество к опасной черте противостояния», — лаконично добавил он.
Патриарх в своем выступлении подчеркнул, что данный памятник примирения и скорби необходим для того, чтобы излечивать души людей. Приходя к нему, они не должны чувствовать уныния или отчаяния. Мемориал должен заставить людей задуматься над тем, какую страну и какое государство они оставляют своим потомкам. Россияне должны сделать правильный вывод из ошибок своих предков и больше никогда их не повторять.
Глава ФСБ Александр Бортников по случаю 100-летнего юбилея со дня образования органов государственной безопасности в интервью «Российской газете» рассказал об истории и этапах деятельности этого ведомства и попутно сообщил, что сталинские репрессии в значительной степени имели «объективную сторону». Он заметил:
«Хотя у многих данный период ассоциируется с массовой фабрикацией обвинений, архивные материалы свидетельствуют о наличии объективной стороны в значительной части уголовных дел, в том числе легших в основу известных открытых процессов».
В качестве примера реальных поводов для процессов сталинских лет он привел планы сторонников Л. Троцкого по смещению или даже физическому устранению И. Сталина и его соратников в руководстве ВКП(б), а также с учетом связей заговорщиков с иностранными спецслужбами…
«Большое количество фигурантов тех дел, — продолжил он, — это представители партноменклатуры и руководства правоохранительных органов, погрязшие в коррупции, чинившие произвол и самосуд». Вместе с тем он расставил акценты, что «не хочет никого обелять», однако большинство репрессивных мер конца 1930-х годов связал с деятельностью бывшего партийного функционера, ставшего потом генеральным комиссаром безопасности, Николая Ежова, заменившего троцкиста Генриха Ягоду.
И действительно, эти должности опасны для людей авантюрных, скоропалительных, услужливых, а потому коварных для сюзеренов и вождей, а самое главное часто для невиновных граждан.
А теперь, что касается «Стены».
Все верно и справедливо в отношении памятника «Стена скорби», но есть одно «но», которое заметил А. В. Щипков, доктор политических наук, профессор философского факультета МГУ, член Общественной палаты РФ. Он пишет:
«Событие знаковое, поэтому особую важность приобретает вопрос: способен ли данный монумент выполнить свое предназначение? Может ли он встроить тему ГУЛАГа в общую картину национальной
