– Я в Господа не верю, – коротко отвечает Квангель.
– Как? – Резкое заявление чуть ли не испугало пастора. Помедлив, он продолжает: – Ну что же, коль скоро вы, возможно, не верите и в своего личного бога, то вы, наверно, пантеист, Квангель, так?
– А что это?
– Ну как же, ясно ведь… – Пастор пытается объяснить то, что ему и самому не вполне ясно: – Мировой дух, что ли. Все вокруг – Бог, понятно? Ваша душа, ваша бессмертная душа вернется в лоно великой мировой души, Квангель!
– Все вокруг – Бог? – переспрашивает Квангель. Уже одетый, он стоит возле нар. – Гитлер – тоже Бог? Убийство – Бог? Вы – Бог? Я – Бог?
– Вы поняли меня превратно, полагаю, нарочито превратно, – раздраженно отвечает священник. – Но я здесь не затем, Квангель, чтобы вести с вами религиозные дискуссии. Я пришел приготовить вас к смерти. Вы умрете, Квангель, через несколько часов. Вы готовы?
Вместо ответа Квангель спрашивает:
– Вы знали пастора Лоренца из следственной тюрьмы при Народном трибунале?
Пастор, снова выбитый из колеи, сердито говорит:
– Нет, но я о нем слышал. Смею сказать, Господь вовремя призвал его к себе. Он позорил наше сословие.
Квангель пристально посмотрел на священника:
– Он был очень хороший человек. Многие узники наверняка думают о нем с благодарностью.
– Да! – воскликнул пастор, уже не скрывая злости. – Потому что он вам потакал! Он был очень слабым человеком, Квангель. Слуга Господень обязан в военное время быть борцом, а не слабым соглашателем! – Он снова опомнился. Быстро глянул на часы. – У меня для вас всего восемь минут, Квангель. Есть и другие из ваших товарищей по несчастью, которые, как и вы, отправятся сегодня в последний путь, и я должен дать им пастырское утешение. Давайте помолимся…
Священник, ширококостный, неуклюжий крестьянин, вынул из кармана белый платок, осторожно развернул.
Квангель спросил:
– Вы и женщинам перед казнью даете свое пастырское утешение?
Насмешка была запрятана так глубоко, что пастор ее не заметил. Он расстелил белоснежный платок на полу камеры и равнодушно ответил:
– Женщин сегодня не казнят.
– Может, вы помните, – упрямо продолжал Квангель, – в последнее время вы не навещали некую Анну Квангель?
– Анну Квангель? Это ваша жена? Нет, безусловно нет. Я бы запомнил. У меня прекрасная память на имена…
– У меня к вам просьба, господин пастор…
– Так говорите, Квангель! Вы же знаете, времени в обрез!
– Прошу вас, не говорите моей жене, когда придет ее черед, что меня казнили раньше. Скажите ей, пожалуйста, что меня казнят в тот же час, вместе с нею.
– Но ведь это ложь, Квангель, и как служитель Господень я не вправе нарушать восьмую заповедь.
– Значит, вы никогда не лжете, господин пастор? Никогда в жизни не лгали?
– Надеюсь, – сказал пастор, смешавшийся под насмешливо-пытливым взглядом собеседника, – надеюсь, я всегда в меру моих слабых сил старался соблюдать заповеди Господни.
– И заповеди Господни, стало быть, велят вам отказать моей жене в утешении, что она умирает в один час со мной?
– Я не могу быть лжесвидетелем на ближнего моего, Квангель!
– Жаль, жаль! Вы никакой не добрый пастор.
– Что?! – вскричал священник, полурастерянно, полуугрожающе.
– Господина пастора Лоренца вся тюрьма называла добрым пастором, – пояснил Квангель.
– Нет-нет, – со злостью бросил пастор, – я вовсе не стремлюсь получить от вас это почетное прозвище! Я бы назвал его позорным! – Он опомнился. С шумом пал на колени, прямо на белый платок. Указал на место подле себя на темном полу камеры (белого платка хватало лишь для него самого): – Преклоните колени, Квангель, помолимся!
– Перед кем мне преклонять колени? – холодно спросил Квангель. – Кому молиться?
– О-о! – сердито вскричал пастор. – Не начинайте сызнова! Я потратил на вас уже слишком много времени! – Стоя на коленях, он посмотрел на человека с жестким, злым лицом. Пробормотал: – Все равно я свой долг исполню. Помолюсь за вас!
Он склонил голову, сложил ладони, закрыл глаза. Потом резко выдвинул голову вперед, широко открыл глаза и вдруг закричал, да так громко, что Квангель испуганно вздрогнул:
– О Ты, Господь мой и Бог мой! Всемогущий, всеведущий, всеблагой, всеправедный Бог, судья над добром и злом! Грешник распростерт здесь во прахе пред Тобою, прошу Тебя, обрати в милости Твоей взор Твой на этого человека, совершившего много злодейств, ободри его тело и душу и в милости Твоей отпусти ему все его грехи…
Коленопреклоненный пастор закричал еще громче:
– Прими жертву невинной смерти Иисуса Христа, возлюбленного Сына Твоего, во искупление его злодейств! Он ведь тоже крещен именем Его и омыт и очищен Его кровью. Избави его от телесных мук и боли! Сократи его страдания, оборони его от угрызений совести! Даруй ему блаженное возвращение в вечную жизнь!
Священник понизил голос до таинственного шепота:
– Пошли Своих святых ангелов, дабы они сопроводили его в собрание праведных Твоих во Христе Иисусе, Господе нашем.
И снова пастор оглушительно выкрикнул:
– Аминь! Аминь! Аминь!
Затем встал, тщательно сложил белый платок и, не глядя на Квангеля, осведомился:
– Пожалуй, напрасно спрашивать, готовы ли вы принять Святое причастие?
– Совершенно напрасно, господин пастор!
Пастор нерешительно протянул руку к Квангелю.
Квангель покачал головой и спрятал свои руки за спиной.
– Это тоже напрасно, господин пастор!
Пастор, не глядя на него, прошел к двери. Еще раз обернулся, бросил беглый взгляд на Квангеля и сказал:
– Возьмите с собой к месту казни это высказывание, к филиппийцам, глава первая, стих двадцать первый: «Для меня жизнь – Христос, и смерть – приобретение».
Дверь закрылась, он ушел.
Квангель перевел дух.
Глава 71
Последний путь
Едва священник вышел, как в камеру вошел коренастый мужчина в светло-сером костюме. Бросил быстрый, испытующий, умный взгляд в лицо Квангелю, шагнул к нему и сказал:
– Доктор Брандт, тюремный врач. – При этом он пожал Квангелю руку и, не выпуская ее из своей, продолжил: – Вы позволите посчитать ваш пульс?
– Да пожалуйста! – сказал Квангель.
Врач медленно считал. Потом отпустил руку Квангеля и одобрительно произнес:
– Очень хорошо. Отлично. Вы настоящий мужчина. – Потом бросил быстрый взгляд на полуоткрытую дверь и шепотом спросил: – Я могу что-нибудь для вас сделать? Наркотик?
Квангель отрицательно покачал головой:
– Большое спасибо, господин доктор. Обойдусь.
Языком он коснулся ампулы. Секунду раздумывал, не попросить ли врача что-нибудь передать Анне. Хотя нет, этот пастор все-таки ей расскажет…
– Что-нибудь еще? – шепотом спросил врач. Он сразу заметил нерешительность Квангеля. – Может, передать записку?
– Мне тут нечем писать… да и не стоит. Но все равно спасибо, господин доктор, одним человеком больше! Слава богу, и здесь не все дурные.
Врач печально кивнул, снова подал Квангелю руку, подумал и быстро сказал:
– Могу вам только сказать: будьте мужественны.
И быстро вышел из камеры.
Вошел надзиратель, а следом за ним – заключенный с кружкой и тарелкой. В кружке дымился горячий кофе, на тарелке лежал хлеб с маслом. Рядом две сигареты, две спички и кусочек чиркаша.
– Ну вот, – сказал надзиратель, – как видите, мы тут не жмотничаем. И все
