Отблески факелов замелькали перед глазами. Никита и Леша шли за Денисом по коридору. Леша разглядывал пыльные книги на деревянных полках. Когда он впервые попал в акабадорское подземелье, то даже не задумался, где они. Наверняка еще в Москве.
Наконец Денис остановился перед полукруглой аркой, откуда доносились голоса, и Леша с Никитой шагнули внутрь.
Это была комната, большая, тоже полукруглая, с тяжелым низким потолком, почти цепляющим макушку. Посередине стояла кафедра, вроде тех, за которыми преподаватели обычно читают лекции. Вокруг, плотно друг к другу, выстроились неровные ряды стульев. Леша заметил, что сидящие – подростки, мальчишки и девчонки, едва ли намного старше его самого. Анохин протащил его на последний ряд. Отсюда было видно только головы впереди сидящих, и Леша привстал.
Впереди почувствовалось шевеление. Голоса стихли, и, приподнявшись, Леша увидел Николая Витселя, вышагивающего к кафедре.
– Добро пожаловать, юные акабадоры! – сказал он, и все захлопали. Анохин тоже. – Вас ожидает трудный, но веселый год.
Леше это понравилось. В конце концов, он сто лет нормально не веселился.
– В этом году у нас десять новичков, – продолжил Витсель. – Лекции проходят по субботам. Также вас ждут практические задания по поимке эскритов. В полевых, так сказать, условиях. Тех, кто не будет с ними справляться, будем вынуждены исключить. Из десятки новичков, как правило, остаются не больше четырех. Всем успехов.
«Кратко», – заметил про себя Леша.
Витсель кивнул, мотнув растрепанной седой головой, и под оглушительные аплодисменты покинул кафедру.
Потихоньку толпа начала расходиться. Никита тоже потянул Лешу к выходу. В коридоре они попали в небольшую пробку.
– В Москве двадцать молодежных когорт акабадоров, – на ходу рассказывал Анохин, расчищая дорогу локтями. – Каждый год когорта выбирает себе несколько новичков. Если они пройдут экзамен в конце мая – остаются в когорте. Витсель – глава всего молодежного подразделения и руководитель нашей когорты.
– Повезло нам, – хмыкнул Леша.
– Да, но экзамен всё равно принимает не он.
Людской поток вынес их на крутую лестницу, по которой пришлось долго подниматься, едва переставляя ноги. Когда поднялись, Анохин пропихнул Лешу в широкие деревянные двери с табличкой «Аудитория № 2». Горел электрический свет плоских ламп, вверх уходили деревянные сиденья. За окном помаргивал фонарь. Леша оказался третьим в очереди.
Старичок в круглых очках выдал Никите и Леше по листку с расписанием.
– Надеюсь, вы не пропустите мою лекцию по порталам в эту субботу! – подмигнул он.
Анохин хмуро кивнул.
– Так, лекции каждую субботу в полночь в аудитории № 2, – прочитал Леша листок с расписанием. – В следующую субботу у нас Порталы и Ключевые зоны, а потом испанский. Иди ты, мы учим испанский!
– Да, – сказал Анохин. – Первые акабадоры и инсептеры были из Испании, в Эскритьерре до сих пор приняты испанские названия и имена. Поэтому учим испанский.
– А на каком языке говорят в Эскритьерре?
– В каждом городе – на своем, то есть на языке своего инсептера.
– Вот они почему в Альто-Фуэго так хорошо по-русски шпарили! – хмыкнул Леша.
Обогнув радостно гудящих школьников, Никита с Лешей прошмыгнули в тяжелую крутящуюся дверь и оказались на мраморных ступеньках. Сталинская высотка горела тепло-желтой подсветкой.
– Ничего себе! – Леша удивленно задрал голову. – Это же МГУ!
– Ну да, – кивнул Никита. – В каждом городе акабадоры используют университетские подвалы. Скоро разберешься. Пошли, спустимся обратно и создадим портал.
Субботы Леша дожидался с особым напряжением. Он то и дело крутил стилом, пытаясь начертить в воздухе две скрещенные красные линии, но ничего не получалось.
– Да прекрати ты, – отмахнулся Анохин, когда Леша, вместо того, чтобы делать задание по алгебре, стал прыгать по комнате с пером, – нельзя создать портал из любого места. Можно только из ключевой зоны.
– Что ж ты такой умный, а, Сибирь? – присвистнул Леша с издевкой. – Ты ведь тоже новенький.
– Я акабадором в мае стал, – ответил Никита. – Научился уже кое-чему. И тебе не помешает.
– А к тебе тоже пришел эскрит и принес тебе стило?
– Да. В день рождения.
– А кто это был?
– Об этом не принято говорить. – Анохин отложил алгебру и внимательно посмотрел на Лешу. – Запомни, акабадоры не распространяются, почему стали такими. Мы не говорим, кто принес нам стило. И главное – не говорим о поворотном моменте. Спрашивать об этом – не слишком прилично.
Леша хотел сначала возразить, но потом подумал: черт с ним. В конце концов, он ненавидел расспросы о пожаре, терпеть не мог, когда люди рассматривали его ожоги. Провалявшись месяц в московской больнице, Леша оказался на Кипре, под палящим солнцем. Смешно вспоминать: в сентябре новые одноклассники после школы сидели на пляже, а Леша стеснялся снять футболку с длинным рукавом. Кожа на пальцах, по всей руке и на правом плече стала белая, тонкая, и от здоровой ее теперь отделяли резкие линии, напоминающие южную границу России. Странные, уродливые линии. Когда врач разрешил загорать, Леша часами лежал на солнце, надеясь, что белые пятна станут поменьше, сравняются с кожей, но бесполезно. Белая перчатка ожога по-прежнему напоминала о дне, когда Лешина жизнь перевернулась. Так что не говорить о поворотном моменте – это правильно, решил Мышкин.
– А акабадорские и инсептерские стила чем-то отличаются? – спросил он, снова отвлекая Анохина от домашнего задания.
– Нет. Правда, инсептеры используют стила, только чтобы точку кровью ставить и писать. Они не могут создавать порталы, как мы. И попадать в них не могут.
– А я почему могу?
– А ты вообще уникум у нас, Мышкин, – Анохин поморщился. – Ты можешь, потому что у тебя был поворотный момент. Момент, когда ты думал, что расстался с жизнью.
– А ты откуда знаешь, что он был? – не отставал Леша.
– У тебя ожог такой во всю руку, – хмыкнул Никита. – Нетрудно догадаться. Только что сказал тебе – мы не говорим о поворотном моменте. Я знаю, что он был у тебя. Ты знаешь, что он был у меня. Никто друг у друга ничего не спрашивает. Закрыли тему.
– Еще и на спине ожог, – тихо прошептал Леша. – Только его под одеждой не видно.
«Я знаю, что он был у тебя», – подумал Леша, вспоминая страшную картину: маленький Анохин лежит на рельсах, снег, и на него мчится поезд, и кажется, что это конец.
* * *В ночь с субботы на воскресенье Леша и Никита стояли перед дверью в физкультурный зал.
Леша занес руку, чтобы начертить две линии, но Никита остановил:
– Ты даже не знаешь, как это делается! – прикрикнул он, и Леша обиженно запыхтел.
Пройдя портал, они оказались в уже знакомом зале. Попасть за стол не вышло и в этот раз, и, падая, Леша больно стукнулся локтем.
Они прошли зал по диагонали и свернули в один из коридоров справа. Он оказался таким узким, что идти пришлось друг за другом. Наконец впереди показалась каменная лестница. Постепенно ступеньки стали шире, и вскоре Леша с Никитой выбрались в мраморный холл университета. Первое
