Этажом ниже, в реанимации, Никита Анохин доживал свои последние дни, а может, и часы.
Леша вытащил из кармана Никитино стило. Кирова выбросила его – больше не нужно. Леша не знал, что происходит со стилом после смерти акабадора и инсептера, но верил – если оно еще здесь, у него в руке, то его напарник жив.
* * *Отца в коридоре не было. Зато вместо него Мышкин увидел Рената Вагазова.
– Ты зачем с ментами говорил? Тебя кто просил с ментами говорить? – накинулся тот на него вместо приветствий.
Леша поднял красные глаза.
– Менты – это у вас в Питере, – он хрустнул сухариком, единственной едой за сегодня. – А у нас доблестная полиция.
– Зря дерзишь, – Вагазов хмыкнул. – А если на тебя подумают?
В руках он держал дорожную сумку. Белый халат был надет поверх пуховика – дурацкое зрелище.
– Не подумают. У нас друг майор, – ответил Леша резко.
– Так, ладно, что ты им сказал?
– А как есть, – Леша пожал плечами. – Про Кирову Люка Ратона.
– И что?
– А ничего. Сначала думали, что больной, потом ржали. Привели к капитану Коломийцу Знаешь такого?
– Нет.
– А он тебя знает. Он акабадор. Они ищут. Только Кировой уже нет в Эль-Реале. А как искать в Эскритьерре, Коломиец не знает. Она может быть в любом городе.
– А что с девчонкой?
При упоминании Ларс Лешино сердце ёкнуло, но он постарался себя не выдать.
– А что? – спросил он как можно более равнодушно. – Она такая же, как я. Морочо.
– Значит, у Кировой есть родственники – инсептеры?
– Нет вроде, – хмыкнул Леша. – Ее удочерили. Неизвестно, чей ген. Видимо, она нужна была Кировой… зачем-то.
– Говоришь, умела делать подстройку? – Ренат почесал подбородок. – Плохо. Значит, научили. Нехорошее задумала Кирова. Говорит, всех инсептеров хочет уничтожить. В опасности твоя девчонка. И ты.
– Отстаньте, Ренат Русланович, – протянул Леша издевательски. – Не за меня надо бояться.
На удивление, Вагазов оставил выпад без внимания.
– Твоя правда, – кивнул он.
Ренат ушел, а Леша еще долго сидел в коридоре. Спустя полчаса пришел отец. Видеть его после всего случившегося было странно, и Леша всё никак не мог привыкнуть. Отец был жив, если бы не он, Никиту бы не положили в одно из лучших хирургических отделений. Можно было жить.
– Вот, печенье принес, – отец присел рядом. – Будешь? Крекеры, твои любимые.
– Пап, – Леша посмотрел на очертания ожога на руке. – Только честно. Ты ведь купил мне поступление в эту школу?
Отец замялся, оттянул ворот рубашки.
– Кому ты денег дал? Директору?
– Нет, – отец посмотрел в пол. – Чубыкину вашему. Пообещал. Но не дал. Потому что… Не успел. Уже был в Лимбо.
– Так вот чего он ко мне прицепился, – Леша усмехнулся, – бабла не получил. Спасибо.
– Я думал, ты кричать будешь.
– Спасибо, что сразу не сказал. Ты ведь как лучше хотел, да? Это ведь единственная школа в Москве, где четыре ключевые зоны. И где акабадоры. Если бы не они, я бы тоже, как Никита, – не жилец, да?
Комок подкатил к горлу. Слезы потекли по щекам – горькие, предательские.
– Я должен был, – Леша долбанулся затылком о холодную стену, потом еще и еще раз, – спасти его. Как он – меня.
И еще раз. И еще раз.
– Не всех можно спасти, Лех. Я ведь тоже твою маму не спас.
Леша уткнулся в отцовское плечо. На секунду больничный коридор, Никита в реанимации – всё это отодвинулось на второй план. Перестало быть таким страшным.
Он мог бы сидеть так вечно, но их отвлекли.
Лариса Бойко неуверенно переступала с ноги на ногу. Длинные медные волосы были не заплетены и рассыпались по плечам. Белый халат был велик ей на несколько размеров. Мышкин хотел потереть кулаком глаза, скрыть слезы, но отчего-то не стал. Он смотрел на нее резко и прямо. Стыдно плакать? Не стыдно. Когда друг умирает, не стыдно. Нет, не друг. Напарник. Брат. И как он мог только думать о нем, как о предателе!
– Оставлю вас, – отец дипломатично удалился.
Это был первый раз, когда Леша увидел Ларису после той страшной новогодней ночи.
– Садись, – он кивнул на кресло. – Раз пришла.
– У меня приемные родители, – начала Лариса издалека. – И тетка. Я всегда знала, что со мной что-то не так. Тебе это знакомо?
– Нет, – глухо ответил Леша, – я был нормальным. До поры до времени.
– Один раз. Мы спали. И… бомба попала в наш дом.
– Какая бомба?
– Я не знаю. В Донецке бомбили, ты слышал об этом, ты должен был слышать. Все выжили, просто…
– Поворотный момент? А кто, – Леша решился задать еще один вопрос, – тот сын Кировой, что погиб на войне? Твой приемный отец?
– Нет, дядя. Приемный тоже, – Лариса нервно хихикнула, – Брат приемного отца. Он погиб спустя неделю после бомбежки.
– Ты хорошо его знала?
– Нет, он в Киеве жил.
– И так что Кирова?
– Тетя забрала меня в Москву. Тут я узнала про всё. Про акабадоров. Инсептеров. Про таких, как я. И ты.
– Как ты поняла, что я – как ты? На экзамене?
– Со временем ты тоже научишься, – Лариса попыталась взять Лешу за руку, но он спрятал ладонь в карман. – Слушай…
– Дальше можешь не продолжать. Люк Ратон. Он же Святослав. Он же черт знает кто. Неужели тебе было так просто задурить голову? Ты делала всё, что скажет Кирова! И чуть нас не угробила!
Леше хотелось заорать: то, что Никита умирает – это ее вина. Ее чертова вина. Но он промолчал. Спрятал лицо в ладони, взлохматил челку.
– Я виновата, – произнесла Лариса тихо. – Но я знаю, как всё исправить. Он не умрет! Я обещаю, он не умрет! Только… нам нужен еще один морочо.
– Прекрати нести бред.
– Пожалуйста, – Лариса сжала губы. – Скажи, сколько ты лежал в больнице после пожара?
– Два месяца. Потом уехал.
– И что? Ты не думал, почему?
– В смысле почему? У меня ожог был по всему телу, я чудом не отравился угарным газом! У меня вся спина была как один огромный струп! Ты еще спрашиваешь, почему я в больнице лежал два месяца? Это что, мало по-твоему?
– Вот именно. Мало. Кровь морочо. Так ты не знаешь, где найти еще одного такого, как мы?
– Есть здесь один, – хмыкнул Леша.
Смысл ее слов дошел до Мышкина не сразу.
* * *– Ренат! Ренат, подожди!
Вагазов остановился около больничных ворот.
– Чего хотел? У меня самолет через два часа, давай быстрее.
– Ренат, послушай!
Вагазов молча выслушал Лешин сбивчивый рассказ.
– Нет.
– Но почему? – взмолился Леша.
– Я сказал – нет. Это запрещено.
– Кем запрещено? Акабадорами? Инсептерами? Да пошли они к черту! Смотрите, что сделал один из нас!
– Хорошо, – усмехнулся Вагазов, – но ты же понимаешь, что придется заплатить?
– Что хочешь, – выдохнул Леша.
Treinta y cinco/ Трейнта и синко
Десять дней спустя
Холодное зимнее солнце билось в раму школьного окна. Леша окинул взглядом цветок герани, подбросил на ладони толстую пачку. С верхней купюры бесстрастно смотрел Бенджамин Франклин. Леша достал из кармана телефон, покрутил его на
