эту минуту он куда больше думал о взгляде и словах Дианы, чем о расследовании, за которое взялся во имя любви. Но, вернувшись в свою квартиру на Женева-сквер, он сделал над собой невероятное усилие, дабы перестать грезить наяву, и с заслуживающей похвалы решимостью принялся за дело.

Он был полон надежд. Исполнив желание Дианы и разгадав тайну гибели ее отца, Люциан надеялся заслужить не только ее улыбку, но и более существенную награду – ее руку и сердце.

Перед тем как нанести визит миссис Бенсусан, молодой адвокат раздумывал, не прибегнуть ли вновь к помощи закона в лице детектива Линка и, сообщив ему об обнаруженных уликах, дать возможность возобновить расследование. Но в последнее время Линк преисполнился такого пессимизма в отношении этого убийства, что Люциан сделал вывод: тот лишь презрительно рассмеется над его находками и постарается отговорить от дальнейших шагов.

Вообразив себя рыцарем Дианы, Дензил стремился сделать все возможное и невозможное, дабы завоевать ее благосклонность. С точки зрения закона, он не имел права наводить справки, поэтому миссис Бенсусан запросто могла отказаться отвечать на вопросы, касающиеся ее приватных дел, и не понесла бы за это никакой ответственности; но, вспоминая характеристику, данную ей мисс Грииб, Люциан надеялся, что она окажется особой боязливой и простодушной.

Поэтому он отказался от мысли просить Линка о вмешательстве и решил на свой страх и риск поговорить с арендодательницей дома на Джерси-стрит. У него еще будет время прибегнуть к помощи Линка, подумал он, если миссис Бенсусан выкажет упрямство и нежелание отвечать на вопросы.

Миссис Бенсусан и впрямь оказалась женщиной грузной, как ее и описала мисс Грииб. Ее полнота компенсировала недостаток роста. Тем не менее она, очевидно, сохраняла некоторую живость и проворство, поскольку сама отворила дверь Люциану, который лишился дара речи, узрев перед собой женщину, полностью перегородившую дверной проем. Лицо у нее было белым и круглым, словно луна, на нем выделялись младенчески невинные голубые глазки, похожие на глаза восковых кукол; в целом же она производила впечатление робкой и флегматичной особы, склонной ответить на любые вопросы, заданные ей не терпящим возражений тоном. Люциан решил, что не встретит особых препятствий.

– Что вам угодно, сэр? – смиренно обратилась она к Люциану. – Вы насчет жилья?

– Да, – смело ответил молодой адвокат, сообразив, что миссис Бенсусан метнется обратно в дом, словно испуганный кролик в свою норку, стоит ему начать расспросы. – То есть я хочу навести справки об одном своем друге.

– Он проживал здесь, сэр?

– Да. Это мистер Рент.

– Боже мой! – с легким удивлением воскликнула толстуха. – Мистер Рент съехал от меня вскоре после Рождества. Славный джентльмен, но очень робкий; он…

– Прошу прощения, – прервал ее Люциан, которому необходимо было войти в дом, – но не кажется ли вам, что мы могли бы поговорить о моем друге внутри?

– О да, сэр. Разумеется, сэр, – пропыхтела миссис Бенсусан и отплыла от двери по узкому коридорчику. – Приношу извинения, сэр, за забывчивость, но голова у меня уже не та, что раньше. Я одинокая вдова, сэр, да и здоровье мое оставляет желать лучшего.

Это заявление могло бы вызвать смех у Дензила, поскольку габариты женщины опровергали ее утверждение. Однако он промолчал, последовав за ней в столь маленькую гостиную, что она буквально заполнила ее собой.

Проходя по коридору, он заметил, как на лестницу, ведущую в подвал, высунулась чья-то ярко-рыжая голова, но кому она принадлежит, мужчине или женщине, он затруднился бы сказать. Тем не менее, припомнив описание, данное мисс Грииб домашнему хозяйству миссис Бенсусан, он заключил, что рыжая голова принадлежит Роде, пронырливой служанке. Судя по ее появлению и тому, как быстро она исчезла, Люциан сделал вывод, что девчонка имеет привычку подслушивать.

Миссис Бенсусан опустилась на софу, поскольку именно этот предмет мебели лучше всего соответствовал ее размерам, и окинула взглядом небольшое помещение, меблированное в том особом стиле, который свойствен исключительно пансионам. Стены и ковер были разрисованы цветущими розами; мебель накрыта чехлами тисненого бархата; вокруг расставлены безделушки: ракушки, восковые фрукты под стеклянными колпаками, коврики шерстяной вязальной пряжи кричащих расцветок, вазы со стеклянными подвесками и прочими реликтами ранней Викторианской эпохи.

Сколь бы безвкусной и уродливой ни казалась комната, она, похоже, доставляла миссис Бенсусан – тоже в своем роде реликту – истинное удовольствие, и потому домовладелица с довольным видом огляделась по сторонам, пока Люциан усаживался на неудобный стул, накрытый вязанной крючком салфеточкой.

– Мои комнаты очень уютные и пользуются большим спросом, – со вздохом сообщила ему миссис Бенсусан, – но в последнее время у меня не так много жильцов. Рода полагает, что все это из-за того ужасного убийства.

– Вы имеете в виду убийство Рена в номере тринадцатом?

– Ах, – простонала толстуха, жалобно глядя на него, – вижу, вы слыхали о нем.

– О нем слышали все, – ответил Люциан, – а я так и вовсе был в числе первых, поскольку проживаю в доме мисс Грииб, прямо напротив дома номер тринадцать.

– Вот как, сэр! – проворчала миссис Бенсусан и напряглась, заслышав имя конкурентки-домовладелицы. – В таком случае, вы – мистер Дензил, тот самый джентльмен, который занимает фасад на втором этаже дома мисс Грииб.

– Да. И я пришел задать вам несколько вопросов.

– О чем, сэр? – с тревогой осведомилась миссис Бенсусан.

– О мистере Ренте.

– Вы его друг?

– Я так сказал, миссис Бенсусан, хотя на самом деле в глаза этого джентльмена не видел.

Миссис Бенсусан ахнула и принялась открывать и закрывать рот, как рыба, вытащенная из воды, после чего похлопала себя мощной ладонью по груди, словно для того, чтобы придать мужества.

– Не годится джентльмену называть себя приятелем другого джентльмена, если это не так, – пытаясь напустить на себя строгость, заявила она.

– Совершенно с вами согласен, – уверенно ответствовал Люциан, – но вы же знаете поговорку: «На войне и в любви все средства хороши». Буду откровенен с вами, миссис Бенсусан, я здесь для того, чтобы найти возможные улики, имеющие отношение к убийству мистера Рена, жильца дома номер тринадцать, совершенному в канун Рождества.

Миссис Бенсусан испустила приглушенный вопль и с ужасом уставилась на Люциана.

– Убийство! – повторила она. – Боже! Какое убий… убийство! Мистер Рен! Мистер Рен… то самое убийство! – снова и снова повторяла она.

– Да, убийство мистера Рена в номере тринадцатом по Женева-сквер, совершенное в канун Рождества. Теперь вы понимаете?

Еще раз громко ахнув, миссис Бенсусан всплеснула пухлыми руками и воздела глаза к небу.

– Я добрая христианка, сэр, – возопила она, – и столь же невиновна, как и новорожденный младенец!

– Невиновны в чем? – резко бросил Люциан.

– В убийстве! – всхлипнула миссис Бенсусан и расплакалась. – Рода сказала…

– Я не желаю знать, что сказала Рода, – нетерпеливо прервал ее Люциан, – и вовсе не обвиняю вас в убийстве. Но… ваш дом расположен позади дома номер тринадцать?

– Да, – ответила миссис Бенсусан, заливаясь слезами, словно

Вы читаете Безмолвный дом
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату