- Га! - гортанно вскрикнул араб, подбрасывая кверху палку.
Тотчас же десяток погонщиков остановили верблюдов и бесшумно скрылись в зарослях, Разговоры замолкли. Палатка задернулась. Тревога прошла по всему каравану.
Спустя секунду гонщик вынырнул из-под верблюжьего брюха и, сложив руки рупором, шепнул - что-то толстому человеку с жирным бабьим лицом и капуцинским ремешком на животе.
- Погони, князь, - бархатным, голосом произнес толстяк, - они промчались в автомобилях но шоссе. Нам следует расположиться в этих зарослях на ночлег, как советуют арабы. Пусть высохнет мое горло, князь, если это не одноглазый дьявол, у которого я уволок красотку.
Князь Гонореску ничего не имел против ночлега в зарослях. Подумав с минуту он подмигнул секретарю, указал ему па миссионера и шепнул:
- Развяжите его и поведите к девочкам. Он боится наших преследователей не меньше чем мы, и уж во всяком случае не удерет до утра.
Врибезриску угрюмо развязал отца Арениуса. Он догадывался, куда клонил его патрон. Так оно и случилось. Не успели они сойти из палатки на землю, как румынский князь протяжно свистнул носом, протянул ноги на переднее сиденье, раскидал руки направо и налево и тотчас же блаженно заснул, убаюканный шорохом Евфрата лучше, чём своей собственной генеалогической хроникой.
Между тем арабы остановили и других верблюдов. Палатки опущены вниз, на болотистой земле прикреплены сваи, натаскан хворост, устроено днище. Подушки набросаны на этот высокий насест, огороженный от страшных аравийских тигров колючей проволокой. Одна за другой сюда перенесены женщины. Но если пастор Арениус развязан и пущен с миром, как доброе жвачное, от которого не ожидает бегства, то бедняжки из «ковейтского» комплекта остались связанными по рукам и ногам.
Миссионер тихо повернул к Евфрату. Над ним, как тысячелетие назад, катились огромные ясные созвездия. Передним лежала священная река библии, обмелевшая и матовая на поверхности, словно насыщенная ртутью. Небо над рекой было прозрачно-зеленое, как бутылочное стекло, и черные локоны деревьев, палочки тростника, щупальцы прибрежных кустов стояли на зеленом фоне подобно японскому рисунку. Отец Арениус, чувствительный ко всякой глубине, был! охвачен торжественной дрожью. Он продекламировал про себя двустишие Омара Хаяма и тотчас же, как истинный христианин, стал молиться. Что ему за дело до изменников и разбойников? Он знает, что ему делать, и, если настала пора принять мученичество, юн его примет.
С этими возвышенными и успокоительными мыслями пастор Арениус направился к падшим женщинам, дабы наставить их добру, принести милосердие и прощение и указать спасительный путь.
Поднявшись ка свайную площадку, отец Арениус миновал жирного Апопокаса, тощего Врибезриску и очутился в душной тесноте подушек, среди нескольких десятков молодых женских тел. Полог поднят, звезды озаряют ночлег, и пастор безо всякого труда мог увидеть, что ни одна из спасаемых им овец, и не думает спать. Куда бы он ни взглянул, на него, в свою очередь, внимательно и пристально глядели блестящие глаза, темные, светлые, большие, широко, и узко расставленные и без исключения очень красивые. Первая, на кого юн наткнулся, была большая белая женщина с рыжими косами, резким ртом и красивым овалом, Сарра из Нортумберленда. Она побывала в десяти европейских притонах и двух азиатских - весьма почтенный стаж для молодой женщины, чтобы убедиться в абсолютной ненадобности лиц духовного звания, для людей ее профессии. Ничего удивительного в том,что она крепко выругалась и снова опустила голову на подушку.
- Дети мои, - нежно произнес пастор, опускаясь возле Сарры, - я принес вам не осуждение, а слова милости и прощения.
- Вот тебе и раз, сэр! - воскликнула Сарра, опять подняв голову. - Верно, у меня в ушах, звенит. Не хотите ли вы просить у нас прощения за всех власть имущих людей? Эка, захотели! Я лично не прощаю ни на пол соверена и, будучи выбрана делегаткой нашего коллектива, уверена, что и товарищи мои не прощают»
- Бедняжка, - прошептал пастор Арениус, - да размягчит милосердный бог твое окаменевшее сердце. Да заронит в тебя эта ночь семена раскаяния!
Сарра фыркнула от неудачного Оборота Пасторской речи.
А тем временем далекой подушки поднялась другая головка при дневном свете это была очаровательная, хрупкая головка полу-ребенка с голубыми глазами, ямочкой на подбородке и веснушками возле носа. Но сейчас было видно лишь бледное лицо с двумя темными пятнами век.
- Товарищ Сарра, - произнесла она ломанным английским языком:- объясните этому дикому человеку основы социологии!
28. НЕПРЕДВИДЕННАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ ЖЕНОТДЕЛА ТАМ, ГДЕ СОБИРАЛИСЬ ОТДЕЛАТЬ ЖЕНЩИН
Тинственная малоазиатская ночь текла по всем своим циклам, воспетым персидскими и арабскими поэтами для добросовестных английских переводчиков, а пастор Арениус, открыв рот и сдвинув седые брови, сидел среди падших женщин и не уставал учиться самым неожиданным, вещам, о которых он никогда не подозревал.
Звезды бледнели и потухали. Евфрат покрылся туманом. Шакалы и совы утихли. Хитрый Апопокас давным-давно проснулся, Побуждаемый к этому близостью рахат-лукума. Ню, услышав разговор миссионера со своим девичником по политграмоте, так И застыл, преисполненный любопытства.
Между тем Арениус был перенесен в область, ничего общего! не имевшую ни с грехом, ни с прощением, ни с душей, ни с ее делами. Посвященный рыжей Саррой и маленькой: Минни Гербель в простые истины социологии, миссионер: долго вздыхал и наконец воскликнул:
- Но… но, милые мои, что же теперь делать?
- Шевелить мозгами! - воскликнула одна из девушек.
- Бороться, - произнесла другая.
- Когда мы думали, как вы, сэр, - вмешалась Cappa, - каждой из нас ничего! не оставалось, как напиться и умереть. Но вот эта маленькая саксонка зарядила нас мыслишками почище: Теперь мы сорганизовались. У нас ведется работа. Мы учим друг друга разным языкам. И мы размышляем, сударь, - над теми странами и народами, по которым нас волокут неизвестно для чего. - Отец Арениус тяжело вздохнул.
- Эти страны и народы, дорогие мои, я изучал Много лет, чтобы принести Им свет своей веры. Но. за последнее время сомнения посетили меня.
- Вот уж хорошо, что они застали вас дома, сэр, - пробормотала Минни Гербель. - Неужто вы на понимаете, что дело не в свете, а в пушках, капиталах, товарах и рынках?
Увы, пастор Арениус начинал это понимать. Но Апопокас, хотя и спросонок, тоже начал понимать странную манеру, учить девиц политграмоте, и ему справедливо: показалось, что это не может быть по вкусу американскому джентльмену с чеками. Поэтому он осторожно сполз с насеста, добежал до Спящего верблюда, влез в палатку его сиятельства и со всей силы встряхнул румынского князя.
- Проснитесь, придите в себя! - зашипел он бархатным голосом. - Пока ваш секретарь храпит, как сорокадюймовое, я, можно сказать, глаз не сомкнул. Ходил дозором. Продрог. Идите-ка послушайте нашего. дьячка. Уж лучше б мы его
