- Большевик! - завопили шейхи в ужасе, повскакав со своих мест.- Это нечестивый Гарун, продавец мочалы! Как он сюда попал?
- Держите его!
- Поищите у него под: кушаком, нет ли документов!
- Вяжите его!
Но Гарун, продавец мочалы, оказался ловчее шейхов. Он блеснул: желтыми белками глаз, запахнул левую полу бешмета вправо, а правую влево и так прыгнул вперед, что два седовласых шейха опрокинулись навзничь, словно их дернули сзади за абайю.
В суматохе председатель схватил вместо колокольчика чужой кисет и затряс им в воздухе. Тучи мелкого табаку ослепили- парламентские очи и забили парламентские глотки. Кругом раздавались чихание, Кашель, крики, турецкие, арабские и персидские проклятия.
Один лорд Перси Кокс был спокоен. Он Вышел со столь стиснутой челюстью, что шофер не решился обратиться к нему с вопросом. Лорд Перси бросился на сиденье, надвинул шляпу, поднял воротник, натянул: кожаные перчатки и, только когда автомобиль подкатил ко дверцу, сердито тронул шофера кончиком хлыста:
- На загородную дачу.
Через пять минут автомобиль уже сгибал великолепное шоссе, ведшее от Багдада до Хамадана. Справа и слева неслись загородные сады арабских и европейских вельмож, богатых купцов и эмирских жен. Сады едва виднелись за высокими глиняными стенами. Но каждый из них был сказочным складом симметричных дорожек с ходящими вдоль них павлинами и цесарками, фонтанов, гротов, бассейнов для купания,розовых плантаций и кущ из гранатовых и миндальных деревьев,перевитых кудрявыми деревцами хмеля.
Сад лорда Перси был самым великолепным из всех багдадских садов. От ворот до дворца! шла узкая аллея самшита. Справа и слева стояли две старые чинары, чьи огромные древние стволы казались обтянутыми замшей. Мальчик с галунами ударил в гонг, и с веранды выскочила дюжина английских слуг.
Сэр Перси Молча бросил им в руки шляпу, перчатки и хлыст и побежал в глубину дома. Загородная дача была построена на европейский образец, за исключением раздвижной стеклянной Крыши. Анфилада комнат вела в центральный круглый зал, полный в эту минуту десятком.озабоченных людей, одетых в самые пестрые одежды, несмотря на общий им всем англосаксонский тип. Здесь были индусские шелковые кафтаны, аравийские плащи, курдские княжеские куртки и белые феллахские накидки.
- Здравствуйте, господа! - произнес лорд Перси. - Заседание кончилось ничем. В парламент каким-то образом пробрался большевик и сорвал нам голосование!
- Но это же возмутительная отсрочка, - с раздражением отозвался человек в одежде индуса. - Я организовал индийских мусульман, и мы с минуты на минуту ждем официального шага от Ирака.
- Курды требуют правительственных гарантий!
- Луристанцы готовы признать любую религию, если только она будет объявлена одновременно с войной!….
- Египтяне согласны на нового пророка, лишь бы это увеличило число праздников!
- Духовенство настаивает на прибавке, говоря, что лишний пророк - лишний рот…
Эти и подобные возгласы со всех сторон оглушили хозяина дачи.
- Господа, вы знаете, что я приложил все силы, - сердито воскликнул лорд Перси, - и в настоящую минуту нас должны заботить даже не отсрочка и не разговоры в парламенте, а нечто похуже.
Он сделал паузу, оглядел всех и понизил голос:
- Пастор Мартин Андрью, только что прибывший в Багдад, показался мне в высшей степени, в высшей степени… А, да вот и он сам!
Перед собранием, вынырнув из-за шелковой портьеры, появился бледный и взброшенный пастор, с рассеянными глазами, блуждающей гримасой и густым слоем пыли на сутане и брюках.
34. НОЧЬ НА ЗАГОРОДНОЙ ДАЧЕ
Лица присутствующих потемнели. Несколько пар глаз уставилось на пастора со странным выражением. Мартин Андрью почувствовал холод, пробежавший у него по спине.
- Вот наконец и вы, достопочтенный сэр! - произнес человек в одежде индуса, кланяясь пастору с глубочайшим уважением. - Мы рады и счастливы сообщить вам, сто у нас все готово. Мы надеемся, что мужество не покинуло вас. В истории Англии, сэр, положительно не будет человека героичнее вас!
По видимому, эти комплименты не особенно утешили Мартина Андрью.
- Я сказал уже, что готов, - угрюмо пробормотал да, садясь за стол. - До сих нор все шло как по маслу. Мои люди, знавшие меня по здешней работе, собраны и следуют за мной караваном.
- Отлично! - опять произнес индус.
- Мы можем, значит, объявить заседание Анти-Коминтерна открытым. Мистер Лебер, приступите к докладу.
Толстяк в одежде афганца вынул шифрованный листик.
- Господа, - произнес он металлическим голосом, - прошло всего два месяца с того момента, как сорок два юриста оформили нашу борьбу с Коминтерном знаменитым принципом: церковь против государства. Этим ходом мы сделали блестящий маневр, создав против Коминтерна, за который не отвечает Советский Союз, организацию, за которую тоже не отвечает наше правительство и которая, так сказать, даже действует по отношению к нашему, правительству во вред. Сколько вы помните, использовать в этом духе христианство оказалось в высшей степени опасно. Некультурные и примитивные колониальные народы стали воспринимать проповедь христианства слишком банально, делая его, подобно тайпингам, левеллерам и прочим историческим сектам, даже пособником для революционных настроений. Вследствие этого объединенное заседание князей церкви под председательством архиепископа Кентерберийского пришло к мысли о создании колониальной религии. Так возник кавендишизм.
Толстяк сделал глубокий поклон в сторону рассеянного Мартина Андрею и продолжал:
- В настоящее время дело кавендишизма приобрело прочную базу. Миллионы магометан согласны собраться под его флаг. Сунниты примирятся с шиитами. Египет протянет руку Индии. Головка всего движения будет всецело в наших руках, тем более, что святые места… святые места…
Здесь мистер Лебер ведал, взял длинное перышко и указал на карту, висящую над его креслом все взгляды впились в красный кружок, отмеченный им.
- Дорога меж Бассорой и портом! Ковейтом. Колодец у Четырех долин. Эдле-Кум-Джере, - произнес он медленно, - вы видите, зона незыблемого нашего влияния. Сцепка всего магометанства в удобном практическом узле… Вот это место мученичества пастора Мартина Андрью и чуда Кавендиша!
Мартин Андрью вздрогнул и поднял голову. На этот раз он не встретил ни одного взгляда. Все глядели, на карту.
- Великая и незабываемая сцена,- продолжал Лебер, - подготовляется нами в глубочайшей тайне. Конечно, если б мы могли действовать как художники, пригласить какого-нибудь Гриффитса, обучить тысячи статистов, заказать бутафорию, - это произвело бы на туземцев чарующее впечатление. Но, господа, наши - единственные актеры - человеческая стихия. Наш единственный режиссер - вот эта карта и радиотелефон в кабинете сэра Кокса. Наша единственная опора - честное слово пастора Мартина Андрью.
- Как вы разработали событие? - хрипло спросил пастор.
Мистер Лебер поглядел на него с нежностью:
- Через три дня, дорогой сэр, Из
