— Нет. Я сплю на кушетке. Она называет меня двоюродным братом.
— Мне бы хотелось встретиться с этой молодой дамой.
— Она вам понравится. Она очень милая. И правда много для меня сделала.
— С кем же ты разговаривал? — с любопытством спросил Рудольф.
— С четырьмя-пятью людьми в разных местах. Одни оказались хорошими, другие — плохими. Но если вы не против, мне не хотелось бы об этом говорить. Мне самому еще надо во всем разобраться.
— И теперь тебе кажется, что ты лучше знаешь своего отца?
— Пожалуй, нет, — серьезно ответил Уэсли. — В общем, я теперь знаю, что в молодости он попадал во всякие передряги. И понимаю, каково ему было. И, возможно, сейчас я даже еще больше им восхищаюсь за то, каким он стал после такого начала в жизни, — сам не знаю. Но главное — я лучше его помню. Я боялся, что начну забывать его. А так, — сказал Уэсли искренне, — он со мной все время. У меня в голове — будто сидит и разговаривает со мной, понимаете?
— Кажется, понимаю. А теперь объясни, зачем ты все-таки приехал? — Рудольф засмеялся. — Помимо обеда.
— Я приехал, чтобы попросить вас об одной вещи. — Уэсли замялся и опустил глаза на стол. — Даже о двух.
— О каких?
— Я хочу уехать обратно в Европу. Мне хочется повидаться с Кейт и увидеть ее ребенка. И Кролика. И Билли Эббота. Посмотреть, как он живет. И еще кое-кого в Антибе. Я почему-то не чувствую себя дома в Америке. С тех пор как я сюда приехал, у меня не было ни одного радостного дня. — В его голосе звучало такое волнение, что это нельзя было счесть просто жалобой. — Может, со временем я привыкну, но пока я здесь чужой. Вы мне когда-то говорили, что, по мнению того адвоката в Антибе, через год мне разрешат вернуться во Францию. Вот я и подумал: если бы вы написали ему и узнали…
Рудольф встал и медленно направился к камину.
— Я хочу задать тебе еще один прямой вопрос, Уэсли, — сказал он. — Ты только поэтому хочешь поехать в Европу или… — Он замолчал.
— Или что?
— Или ты предполагаешь разыскать человека, с которым у твоего отца была драка?
— Возможно, такая мысль и приходила мне в голову, — не сразу ответил Уэсли.
— Это было бы большой глупостью, Уэсли. И это очень опасно.
— Я обещаю быть осторожным.
— Надеюсь, мне не придется напоминать тебе об этом обещании. Ну а о чем еще ты хотел меня просить?
— Это сложнее, — сказал Уэсли. Теперь взгляд его был устремлен на море. — Это касается денег. Свою долю наследства я получу только через год, когда мне исполнится восемнадцать лет. Вот я и подумал, что, если вам не слишком трудно, не смогли бы вы одолжить мне, скажем, тысячу долларов. А как только мне стукнет восемнадцать, я их верну…
— Дело не в деньгах, — сказал Рудольф, хотя у него тут же возникла мысль, что почти все его решения связаны с деньгами: откупиться от матери Уэсли и получить ее согласие на развод; помочь Гретхен на новом поприще; добиться примирения с отцом Уэсли; даже его переезд сюда, где он живет сейчас, на побережье Атлантического океана, был следствием того, что у него в кармане оказалось всего лишь несколько долларов и какая-то мелочь, когда раздосадованные неудачей бандиты избили его в Нью-Йорке. Деньги помогли и вызволить Уэсли из тюрьмы, потому что хитрому старому адвокату в Антибе на его счет под цифровым кодом в Швейцарии была переведена кругленькая сумма. — Нет, дело не в деньгах, — повторил он. — Меня больше всего беспокоит твое будущее.
— Меня самого оно беспокоит, — с горечью отозвался Уэсли. — В день своего восемнадцатилетия, когда мне предстоит встать на учет для прохождения военной службы, я хочу быть во Франции. Могила во Вьетнаме — не самое лучшее будущее.
— Этого можно избежать и не уезжая из Америки, — сказал Рудольф. Он подошел к племяннику, стоявшему у окна. — Я писал тебе об училище торгового флота…
— Я помню. Это было бы неплохо.
— Как у тебя с математикой? Для поступления это важно.
— Довольно прилично. Математика мне дается легко.
— Ну и прекрасно, — сказал Рудольф. — Но там требуется диплом об окончании средней школы и рекомендация какого-нибудь конгрессмена. Рекомендацию я могу устроить. А вот… — Внезапно ему пришла в голову новая мысль. — Ты можешь поселиться здесь и жить у меня — тебе ведь здесь нравится?
— Еще бы!
— Откровенно говоря, мне бы этого очень хотелось. Я думаю, тогда ты наконец сможешь сказать, что тебе в Америке не так уж плохо. Ты окончишь здесь школу. Конечно, если не помешает тетка и не сделает из тебя кинозвезду…
— Не беспокойтесь!
— К тому времени как ты окончишь училище, войны уже не будет. Должна же она когда-нибудь закончиться.
— Кто это так считает?
— История.
— Я не читал такой книги, где бы об этом говорилось, — насмешливо сказал Уэсли.
— Я тебе ее разыщу. И никто не требует, чтобы ты принял решение немедленно. А я тем временем напишу адвокату. Ну как, договорились?
— Договорились, — сказал Уэсли.
Глава 18
Упаковывая чемоданы при отъезде из Брюсселя, Билли взглянул на выданную ему бумагу. Увольнение с положительной характеристикой. Он кисло улыбнулся и положил документ в плотный конверт.
В тот же конверт он вложил и письмо от отца. Отец радовался, что Билли принял разумное решение демобилизоваться, и выражал сожаление по поводу того, что сын не приедет в Чикаго, хотя и понимал привлекательную сторону жизни, которую сулит Европа молодому человеку. В письме были также новости, касающиеся его матери. Она ставит кинофильм. Отец считал, что Билли должен написать ей и поздравить. «Самое интересное, — добавлял отец, — что один из ведущих актеров в ее картине — Уэсли, твой двоюродный брат. Джордахи пекутся о членах своей семьи, — писал отец. — Жаль, что ты не поддерживаешь с матерью более тесных отношений».
Потом Билли положил в чемодан испано-английский словарь. Бельгийский бизнесмен, с которым он играл в теннис и который занимался строительством кооперативных домов, вилл и теннисных кортов в местечке под названием Эль-Фаро под Марбеллой в Испании, предложил ему поработать там год в качестве тренера. После жизни в Брюсселе Испания привлекала его куда больше, чем Чикаго, к тому же единственное, что он умел хорошо делать, — это играть в теннис. Работа на открытом воздухе, чистая и хорошо оплачиваемая, и он согласился. Да и на солнышке неплохо побыть. «Берегись сеньорит», — предупреждал его отец.
Теперь оставалось еще одно письмо. Оно не имело даты и было подписано «Хейди». Он нашел его в конверте без почтового штемпеля накануне вечером в своем почтовом ящике. «Должна срочно уехать в связи со смертью друга. Насколько я понимаю, ты демобилизуешься. Оставь новый адрес, хотя я и
