Монстр начал быстро собираться.
Он знал, как насытить зверя, получив и свой настоящий кайф!
Скромный праздник по случаю дня рождения Евгения Полонина был в самом разгаре.
На нем присутствовало всего три человека: сам виновник торжества, ночной сторож лагеря Трофимыч да медсестра Валя.
Но было весело! Благодаря виртуозному мастерству Трофимыча играть на баяне и петь песни. Порядком опьяневшие, Евгений и Валентина тихо подпевали жалобным песням, которые пел сторож. Его репертуар составлял в основном тюремный шансон: в свое время нынешнему охраннику пришлось двенадцать лет помыкаться по пересылкам и лагерям. Никто не знал, за что сторож оттянул столь длительный срок, а сам Трофимыч предпочитал никому ничего не говорить. Лишь отвечал на случайно заданный вопрос: за дело!
Время приближалось к полуночи, когда сторож, отложив баян, предложил:
– Ребята, давайте еще по одной махнем, и в разбежку. Мне еще службу блюсти, да и вам на отдых пора.
Он разлил по стаканам водку для мужчин, вина для Вали.
– За тебя, Жень! Расти, как говорится, большой и не будь лапшой! Удачи тебе и счастья в жизни!
Тост приняли и выпили.
Трофимыч уложил баян в футляр, поставил его в угол, с трудом поднявшись из-за стола, пожелал:
– Спокойной ночи!
И вышел из комнаты фельдшера, а затем и из лазарета.
Евгений и Валентина остались одни.
Медсестра, подняв руку ко лбу, воскликнула:
– Ой, Евгений Сергеевич, что-то голова кружится!
– У меня тоже, Валь, – ответил Полонин, – да и немудрено, это с ума сойти, столько выпить!
Валя неожиданно спросила:
– Извините, Евгений Сергеевич, один вопрос можно?
– Тебе, Валентина, сегодня все можно!
Медсестра подошла к окну:
– Я как-то раньше стеснялась, но сейчас ответьте, пожалуйста, если можете и желаете, конечно, Евгений Сергеевич... Почему на торжество ваша супруга не приехала? Мне кажется, она должна была бы сегодня быть здесь!
Полонин объяснил:
– Ты права, Валя, супруга должна была и обязательно была бы здесь... если бы не одно «но». Рита, жена моя, к сожалению, сильно больна. Мы пытаемся справиться с недугом, но пока ничего не удается, болезнь прогрессирует.
– Извините, Евгений Сергеевич, и поверьте, я сожалею, что...
Врач не дал договорить сестре:
– Не надо, Валюш, и спасибо!.. Интересно, почему Жора Буров не явился? Он же обещал! С ним было бы гораздо веселее!
Но Валя ответила:
– А мне ваш друг, простите, не понравился! И я довольна его отсутствием. Мне отчего-то он показался каким-то скользким, слащавым, похотливым, этаким волокитой за каждой юбкой!
Полонин рассмеялся:
– Да нет, ты ошибаешься, Валя, мужик он нормальный, а вот насчет юбок, это ты попала в десятку! Женщины всегда были и продолжают оставаться его слабостью! Но что в этом плохого? Он не женат, встречается с дамами одинокими, семьи не рушит, никому зла и страданий не приносит.
– Ну, не знаю, – ответила Валя, – может, я и предвзято отнеслась к вашему товарищу, но он мне не понравился ни как мужчина, ни как человек! Ненадежный он, двуличный какой-то, вот и все!
Полонин не стал переубеждать сестру, сказав:
– Что ж, Валя, каждый человек имеет право на собственное мнение и личную жизнь. Оставим этот вопрос, а лучше уберем со стола, и по комнатам! Что-то в сон потянуло!
– Только одну минуту, Евгений Сергеевич, мне выйти надо, а потом и сделаем уборку, покурите пока!
Валентина вышла и направилась в противоположный, не освещенный конец коридора, где находился туалет.
А в то время когда Трофимыч пел одну из своих последних песен, через забор со стороны заболоченного оврага перемахнул человек в черном. Оказавшись на территории лагеря, он быстрыми перебежками рванулся к зданию лазарета, к единственному светящемуся в нем окну комнаты фельдшера. Человек пробежал в метре от мучающегося в начинающейся ломке и оттого бодрствующего бомжа. Который выполз из своей берлоги по малой нужде.
Бомж, или Борис, брат работницы столовой, едва успел уклониться от столкновения с незнакомцем,
