нырнув в осоку, колышущуюся под порывами сильного ветра. Оказавшись в своем лежбище, он несколько раз ударил себя рукой по голове. Подумал, неужели, глюки начались? Тогда дело – табак! Нужна помощь, а где ее здесь, в поселке, получить? Нужны специалисты-наркологи с их препаратами, каковые можно было найти только в городском наркологическом диспансере, а как туда попасть? Вдруг пришла мысль, а не показался ли ему этот мужик? Надо проверить. Он пополз к выходу из осоки. Но видение не исчезло, напротив, на фоне стены лазарета, около светящегося окна, отчетливо был виден силуэт мужчины в черном. И это были не глюки, что немного успокоило Бориса.
Он прополз еще вперед, заинтригованный странным появлением незнакомца. Борис начал наблюдение за появившимся неизвестно откуда и непонятно зачем незнакомым человеком.
Тот, не замечая за собой контроля со стороны, стоял у окна и слушал льющуюся через открытую форточку тоскливую, словно похоронную, песню.
В карманах его куртки лежали хирургические перчатки, презервативы, заточенный под бритву перочинный нож и небольшой запас черной липкой ленты.
Буров присел, слившись в единое целое с темным фундаментом, и слушал, о чем говорили внутри комнаты двое мужчин и женщина. Они были изрядно пьяны. Особенно мужчины, женщина еще держалась, но и она была подшофе. Человек в черном сидел под окном, а за ним из осоки во все глаза смотрел бомж и наркоман Борис.
Услышав, как ушел пожилой мужчина, которого в компании называли Трофимычем, а женщина собралась в туалет, мужчина, хорошо ориентирующийся в расположении помещений лазарета, приподнялся, пригибаясь, тихо ступая по траве, перебежал в конец здания. Туда, где вскоре за матовым стеклом узкого окошка загорелся тусклый свет. Затем он вернулся, снял туфли, натянул на руки перчатки и толкнул третье от туалета окно лазарета.
Оно без труда открылось. Буров огляделся, ничего подозрительного не заметил, прыгнул внутрь здания, аккуратно притворив за собой створки окна.
Он прошел палату, медленно открыл дверь в черный коридор, выглянул, посмотрев в сторону жилого отсека. Дверь в него была открыта, но за ней никого не было видно, лишь слышался какой-то легкий шум из комнаты фельдшера. Видимо, оставшийся в комнате мужчина убирал со стола остатки пиршества, решив не дожидаться помощницы.
Вскоре из туалета донесся характерный звук сливаемой в унитаз воды.
Мужчина в черном напрягся.
Послышались женские шаги.
Она приближалась.
Вот она поравнялась с открытой дверью, и тут же сильные руки незнакомца зажали ей рот и горло, втащили тело в комнату.
Сдавив женщине сонную артерию, Буров лишил ее сознания.
Тихо, стараясь не шуметь, положил будущую жертву на пол. Сам же двинулся к жилому отсеку.
Полонин слышал шаги в коридоре, стоя спиной к двери. Он был спокоен, уверенный в том, что возвращается Валя. Сейчас медсестра зайдет, а он уже почти все убрал.
Шаги в коридоре замерли, врач почувствовал за спиной возбужденное дыхание. Он обернулся со словами:
– Ну, вот, Валя, все уже...
Но замолчал, увидев перед собой мужчину, спросил:
– Ты?
– Я, Женя, я! – ответил человек в черном.
– Но...
Договорить врач не успел – удар вытянутого безымянного пальца под кадык, сбил ему дыхание. Полонин рухнул без сознания на кровать.
Буров проговорил:
– Полежи пока, друг, отдохни, а меня дело ждет!
Он вернулся в комнату, где лежала Валя, поднял ее на руки, перенес в комнату фельдшера, бросил животом на убранный врачом стол. Выключил свет. Минуту постоял, привыкая к темноте. Что-то вспомнив, прошел в приемный покой, закрыл входную дверь лазарета, вернулся в комнату фельдшера. Занялся приготовлением к акту кровавого насилия.
Заклеил рот все еще бесчувственной медсестре, отыскал взглядом полотенце. Порвал его на четыре ленты.
Стол оказался удобным станком сексуальной инквизиции. Лентами привязал руки и ноги девушки к его ножкам. Посмотрел на творение свое. И вновь вышло распятие, только несколько иной формы. Теперь женщина находилась в той позе, которую он так обожал, и в его полной власти.
Достав нож, провел им по новому вечернему платью Валентины, рассекая его на две равные части, отбросил их в стороны. Нож оставил на теле женщине неглубокий след, и боль от надреза привела ее в чувство.
Медсестра подняла голову, дернулась.
Буров оскалился, обошел стол, присел перед лицом жертвы на корточки, спросил:
– Ну что, недотрога, настало время поиграть в любовь с самим Монстром, а это для тебя большая честь!
Молодая женщина попыталась что-то сказать или крикнуть, но лента пропустила только нечленораздельное мычание.
