– Ты уже в таком возрасте, Онор, – заявил Джо, – когда брак, по нашему мнению, это единственный способ наставить тебя на путь истинный. В чем в чем, а в этом мы с матерью разбираемся лучше других.
Я трясла головой, впивалась ногтями в ладони…
– Говорю вам, я за него не выйду, – повторяла я.
Робин, до сих пор не участвовавший в разговоре, вдруг встал со стула и подошел ко мне.
– Я тебя предупреждал, Джо, – произнес он. – Бесполезно принуждать Онор, если она не захочет. Дайте ей время свыкнуться с этой мыслью. Она подумает.
– Эдварду Чампернауну тоже не мешало бы еще подумать, – ответил Джо.
– Лучше принять решение сейчас, пока он здесь, – заметила мать.
Я посмотрела на их встревоженные, исполненные нерешительности лица – все они меня очень любили и были огорчены моим упрямством.
– Нет, – отрезала я. – Лучше умереть.
Я в гневе выбежала из комнаты, поднялась к себе, заперла дверь. В моем переутомленном воображении мать с братом казались мне злыми родителями из волшебной сказки. Я же была несчастной принцессой, которую принуждают выйти замуж за людоеда, хотя безобидный Эдвард Чампернаун, я больше чем уверена, не тронул бы меня и пальцем. Подождав, когда все улягутся, я сменила платье, накинула на плечи плащ и выскользнула из дома. То, что я решила сделать, было безумием: я намеревалась идти пешком ночью в Киллигарт, к Ричарду. Гроза кончилась, ночь была светлая, и я, чувствуя, как бешено колотится у меня в груди сердце, двинулась по дороге к реке и примерно в миле вниз от Ланреста перешла ее вброд. Затем я свернула на запад, по направлению к Пелинту. Дорога была неровная, ее без конца пересекали лесные тропинки. «Какая же я дура, – твердила я про себя, – что не умею ориентироваться по звездам». Я шла с трудом, туфли натирали мне ноги. Казалось, что этой ночи и этой дороге не будет конца, и, как бы я ни храбрилась, ночные звуки и шорохи переполняли меня страхом. Рассвет застиг меня на берегу реки посреди леса изнуренной и заляпанной грязью. Я поднялась на очередной бугор и увидела наконец море и черный хребет острова Лу, вдали, на востоке. И тогда я поняла, что это какой-то внутренний голос привел меня на побережье.
Кольцо дыма за деревьями и лай собак свидетельствовали о том, что я вторглась в частные владения, а мне совсем не хотелось попадать в лапы к сторожам.
Часов около шести я встретила на большой дороге крестьянина, он в изумлении посмотрел на меня, приняв, очевидно, за ведьму – я видела, как он перекрестился и сплюнул через левое плечо, хотя и показал мне тропу, ведущую в Киллигарт. Солнце уже зависло высоко над морем, и рыбацкие лодки растянулись вереницей в Толландском заливе. Я увидела высокие трубы Киллигарта и в который уже раз представила, в каком жалком виде появлюсь перед Ричардом. Если он один, это не суть важно, но если там Бевил и Грейс, его жена, и все племя Гренвилов, с которыми я даже не знакома? Я подкралась к дому будто воровка, в нерешительности остановилась перед окнами. Было прохладно. Слуги уже встали. Из кухни доносились звон посуды, приглушенный говор, и я чувствовала маслянистый запах бекона и копченой ветчины. Окна были распахнуты навстречу солнцу, раздавался смех, слышались мужские голоса.
Больше всего я хотела тогда оказаться в своей спальне в Ланресте, но отступать было поздно. Я дернула колокольчик и услышала, как его эхо прокатилось по всему дому. Затем я отступила: в дверях появился лакей в ливрее Гренвилов, вид у него был надменный и строгий.
– Что вам угодно? – спросил он.
– Я бы хотела повидать сэра Ричарда.
– Сэр Ричард завтракает с друзьями. Уходите, он вас не примет.
Дверь столовой была открыта, я услышала смех, разговоры, и громче других звучал голос Ричарда.
– Мне просто необходимо увидеть сэра Ричарда, – настаивала я, доведенная до отчаяния, готовая расплакаться, и лакей уже занес руку, чтобы прогнать меня восвояси, как вдруг в холле появился Ричард. Он смеялся, говоря что-то через плечо оставшимся в комнате господам. Он продолжал есть, держа в руке салфетку.
– Ричард, – позвала я. – Ричард, это я, Онор.
Он подошел ближе с неподдельным изумлением на лице.
– Какого дьявола… – начал он, но затем, грубо спровадив слугу, увлек меня в крохотную прихожую рядом с холлом.
– В чем дело? Что случилось? – быстро проговорил он, и я, совершенно обессиленная, рухнула в его объятия и разрыдалась у него на плече.
– Тише, любовь моя, все хорошо, – пробормотал он, гладя мои волосы, пока я наконец не успокоилась.
– Меня хотят выдать замуж за Эдварда Чампернауна, – промямлила я. – Я сказала им, что никогда не соглашусь, и всю ночь шла по лесным дорогам, чтобы сказать об этом тебе.
Я почувствовала, что его трясет от смеха, как в первый вечер, много недель тому назад, когда меня стошнило от лебедя.
– Это все? – спросил он. – И ты прошла более двенадцати миль пешком, чтобы сказать мне это? О! Онор, малышка, дорогая моя!
Я посмотрела на него, пораженная, что такое серьезное дело он обращает в шутку.
– Что же мне делать? – спросила я.
– Послать их ко всем чертям, конечно, а если ты не осмелишься, я сделаю это вместо тебя. Пойдем завтракать.
В ужасе я вцепилась в его руку: если крестьянин принял меня за ведьму, а лакей – за нищенку, одному Богу известно, что подумают обо мне его друзья. Он не стал ничего слушать и потащил меня в столовую, где завтракали мужчины, и в своем испачканном платье и порванных туфлях я предстала перед Раналдом Моуном, юным Трелони, Томом Треффри, Джонатаном Рашли и еще полудюжиной других, с кем я не была знакома.
– Это Онор Харрис из Ланреста, – представил меня Ричард. – Возможно, господа, кое-кто из вас с ней уже знаком.
Все встали и поклонились, изумление и смущение отразились у них на лицах.
– Она сбежала из дома, – невозмутимо продолжал Ричард. – Ты не поверишь, Том, ее хотят выдать замуж за Эдварда Чампернауна.
– Правда? – Видно было, что Том Треффри несколько растерялся. Чтобы скрыть свое замешательство, он наклонился и стал гладить уши своего пса.
– Не желаешь ли отведать бекона, Онор? – спросил Ричард, предлагая
