— Многие погибли уже в борьбе, в дальнейшем погибнем, может быть, и мы. Но настанет время, и оно уже близко, когда над Россией, великой и единой, снова взовьется наше национальное трехцветное знамя!
Загремели овации, зал встал, раздалось восторженное «ура!». На сцену поднялся какой-то офицер с букетом в руках и попробовал «по поручению дам» вручить цветы генералу. Марков, нахмурившись, ответил:
— В госпиталь раненым! Я — не певица!
Зал снова зааплодировал, раздались крики: «Просим, просим!» Офицер вновь попытался вручить генералу букет и на этот раз услышал резкое: «Немедленно под арест!»[118]
Двадцать второго июня передышка закончилась. Было объявлено, что армия снова выдвигается в поход. Ближайшей целью стала станция Торговая. Под ударами соединений М. Г. Дроздовского, А. А. Боровского и И. Г. Эрдели[119] красные покатились на север, где их поджидала дивизия Маркова. Вечером 24 июня Сергей Леонидович поставил задачу своим частям: Кубанскому стрелковому полку выбить противника с хутора Попова и взять станцию Шаблиевка, причем не допустить подрыва моста; Донской пеший и конный полки обеспечивают наступление с севера, инженерная рота в резерве, конная сотня получит задачу в ходе боя, артиллеристы отвлекают на себя внимание вражеской артиллерии и бронепоездов. «Будут потери, но учить мне вас нечему!» — коротко заключил генерал.
Задолго до рассвета Кубанский стрелковый полк поднялся в атаку. Из впередистоящего хутора Попова по цепи открыли пулеметный и ружейный огонь, потом ударила артиллерия. Марков приказал командиру конной сотни есаулу Растегаеву обойти хутор с юго-востока, и вскоре противник был выбит из укрытий. Кубанские стрелки на плечах бегущего врага преодолели мост и начали штурм Шаблиевки. Но одинокий красный бронепоезд продолжал упорно обстреливать хутор. Есаул Растегаев уговаривал Маркова уйти в укрытие. Едва генерал с биноклем в руках отошел от стены одного из домов, как там разорвался снаряд.
— Знатно, но поздно, — усмехнулся Сергей Леонидович.
С крыши сарая, где был наскоро устроен наблюдательный пункт, он следил за тем, как разворачивался штурм станции. Потом спустился — передали, что прибыл разъезд 3-й дивизии. Коротко сообщив обстановку, Марков снова вышел на окраину хутора, прямо в зону обстрела. Растегаев опять попытался уговорить генерала уйти, но Марков перебил его, приказав конной сотне поддержать наступавших кубанцев и окончательно закрепить за собой мост. Есаулу ничего не оставалось, как подчиниться.
Было около шести часов утра, когда один из снарядов красного бронепоезда разорвался в трех шагах от Маркова. Генерал как подкошенный рухнул на землю, рядом с ним упала его знаменитая белая папаха… Первыми к раненому подбежали кубанские стрелки — поручик Яковлев и прапорщик Петропавловский. Яковлев вспоминал: «В первое мгновение мы думали, что он убит, так как левая часть головы, шея и плечо были разбиты и сильно кровоточили, он тяжело дышал. Мы немедленно подхватили раненого и хотели унести его назад, за сарай, как раздался новый взрыв с правой стороны. Мы невольно упали, прикрыв собой генерала. Когда пролетели осколки, мы отряхнулись от засыпавшей нас земли, снова подняли его и перенесли в укрытие»[120].
Врач, увидевший Маркова, сразу сказал, что положение безнадежно — генерал получил тяжелейшие осколочные ранения в левую часть затылка и левое плечо. Через два часа он пришел в себя и сразу же спросил:
— Как мост?
— Мост цел, Ваше Превосходительство, — ответил командир Кубанского стрелкового полка подполковник Ростислав Михайлович Туненберг.
Еле слышным голосом Сергей Леонидович попросил икону Казанской Божией Матери, поцеловал ее и произнес:
— Умираю за вас, как вы за меня… Благословляю вас…[121]
Через несколько минут он скончался.
Двадцать шестого июня гроб с телом Маркова был отправлен со станции Шаблиевка на станцию Торговая, накануне взятую армией. Вечером в храме села Воронцовского состоялось отпевание. В тот же день приказом А. И. Деникина 1-му Офицерскому полку было присвоено наименование «1-й Офицерский Генерала Маркова полк». В приказе говорилось:
«Рыцарь, герой, патриот с горячим сердцем и мятежной душой, он не жил, а горел любовью к Родине и бранным подвигам.
Железные стрелки чтут подвиги его под Творильней, Журавиным, Борыньей, Перемышлем, Луцком, Чарторийском… Добровольческая армия никогда не забудет любимого генерала, водившего в бой ее части в Ледяном походе, под Екатеринодаром, у Медвёдовской…
В непрерывных боях, в двух кампаниях, вражеская пуля щадила его. Слепой судьбе угодно было, чтобы великий русский патриот пал от братоубийственной русской руки.
Вечная память со славою павшему!»[122]
А. И. Деникин глубоко переживал гибель друга, с которым был знаком, в общем, всего-то четыре года — но они вместили в себя больше, чем иная жизнь. «Столько острых, тяжких и радостных дней, пережитых вместе и сроднивших меня с Марковым… Но не только потерян друг. В армии, в ее духовной жизни, в пафосе героического служения образовалась глубокая брешь. Сколько предположений и надежд связывалось с его именем. Сколько раз потом в поисках человека на фоне жуткого безлюдья мы с Иваном Павловичем (Романовским. — В. Б.), точно угадывая мысль друг друга, говорили:
— Нет Маркова…»[123]
Утром 27 июня гроб с телом Маркова перевезли в Новочеркасск и установили в Вознесенском соборе. Весь день к гробу шел народ. Шли генералы и офицеры, которых Сергей Леонидович водил в лихие атаки, шли боготворившие его солдаты, шли юнкера и кадеты, шли те, кто никогда не видел его в бою, но слышал овеянное легендами имя. На следующий день в переполненном соборе состоялось последнее отпевание, на котором присутствовала вся семья Маркова — мать, жена и дети.
Из собора гроб вынесли высшие чины Добровольческой армии. Офицеры
