Помимо личного знака отличия для комдива, своеобразную награду за храбрость у Конюхов получила и вся 4-я пехотная дивизия — 15 июля 1917 года Приказом Верховного главнокомандующего А. А. Брусилова № 634 она получила наименование «Часть смерти», а ее чинам был присвоен особый знак — серебряный, покрытый черной эмалью, с красной каймой и адамовой головой (череп и скрещенные кости) в центре; на верхнем луче имелась надпись «4 пех див», а на нижних — «ударная» и «18 июня 1917». Одновременно все чины дивизии получили право носить на правом рукаве черно-красный шеврон, цвета которого означали смерть за Отечество и революцию.
Но Май-Маевского это уже не касалось — 8 июля, за неделю до приказа, он получил новое назначение: командующим 1-м гвардейским корпусом, входившим в состав 11-й армии. Легендарные, элитные части русской армии — гвардейские Преображенский, Семеновский, Измайловский, Егерский, Московский, Гренадерский полки. Сам Владимир Зенонович в молодости служил в одном из полков своего корпуса, Измайловском, а Егерский полк был когда-то «родным» для его отца.
Но все это только выглядело и звучало красиво и лестно: гвардейскими подчиненные Май-Маевскому части можно было называть уже с большой натяжкой. Шесть из восьми полков корпуса отказались участвовать в наступлении 18 июня, самовольно снялись с позиций и ушли в тыл. 24 июня наиболее разложившиеся Гренадерский, Павловский и Финляндский полки были окружены кавалеристами, место стоянки полков взяли на прицел артиллерия и бронеавтомобили. Отказывавшимся выполнять приказ солдатам дали два часа на раздумья. Бунтовщики во главе с большевиком, гвардии штабс-капитаном И. Л. Дзевалтовским-Гинтовтом[234] сдались и были арестованы. От Гренадерского полка после этого осталось 300 боеспособных бойцов. Характерно такое описание полков 1-го гвардейского корпуса, сделанное генералом П. А. Половцовым[235]: «Лучше других Семеновцы, Преображенцы, вообще 1-я дивизия. Зато во 2-й плохо. Особенно мерзко в Гренадерском полку, также в Московском, находящимся под воздействием окружающей их рабочей среды, а в Павловском есть некая 4-я рота, способная отравить существование самого добросердечного начальства»[236].
Да и само новое назначение Май-Маевского было связано с катастрофой, постигшей Юго-Западный фронт в те дни. Первый порыв русских войск у Зборова не был поддержан и развит, а 6 июля подтянувшие резервы немцы и австро-венгры нанесли мощный контрудар в направлении Тарнополя, после которого «Армия свободной России» покатилась назад, без боя сдавая то, что было оплачено кровью в 1914–1916 годах. Связь между соседними частями была потеряна, в штабах не представляли себе, что именно творится на фронте, в тыловых городах и местечках царили насилие и хаос. Мужество отдельных героев переломить ситуацию не могло. Так, 300 офицеров двух русских дивизий, 126-й пехотной и 2-й Финляндской стрелковой, одни, без солдат, пошли в бой с десятью тысячами немцев. Никто из этих трехсот русских спартанцев не вернулся…
Только 15 июля ценой неимоверных усилий, в том числе беспощадных расправ над дезертирами и мародерами, новому главнокомандующему Юго-Западным фронтом Л. Г. Корнилову удалось остановить беспорядочный отход войск на линии Броды — Збараж — река Збруч. Так что первая же неделя Май-Маевского в должности комкора была настоящим адом, его гвардейцы тоже отступали, хотя, к их чести, без паники, а с упорными боями. В приказе по корпусу Владимир Зенонович особо отметил так называемую Петровскую бригаду 1-й гвардейской пехотной дивизии — преображенцев и семеновцев: «Петровская бригада в боях последних дней покрыла себя славой, прибавив к бесконечной веренице славных дел еще новое блестящее дело. Задерживая шаг за шагом противника, несмотря на всю тяжесть потерь и почти полное отсутствие поддержки от соседей, они дали время увезти нашу артиллерию»[237]. 10–12 июля 1-я и 2-я гвардейские пехотные дивизии упорно обороняли Тарнополь. Лишь после флангового маневра немцев город был оставлен врагу.
После Тарнопольской катастрофы и примененных Корниловым крутых мер фронт, казалось бы, «протрезвел» и успокоился, но на душе Владимира Зеноновича по-прежнему было тяжело. Слишком много в его положении в последнее время было несообразного, не укладывавшегося ни в какие рамки. Командующий корпусом в чине генерал-майора — это выглядело по меньшей мере странно; в гвардии по штату генерал-майоры были командирами полков, а в армии они командовали бригадами, корпуса обычно возглавляли генерал-лейтенанты либо полные генералы. Факт героической атаки 18 июня во главе Белозерского полка тоже вызывал двоякие чувства: если солдат в штыковую атаку вынужден увлекать своим примером лично комдив — значит, армия больна, тяжело, глубоко больна. И насколько глубоко зашла эта болезнь, показали кошмарные дни 6–15 июля. Наедине с собой Май-Маевский не мог не признавать: «Армия свободной России», на которую он возлагал столько надежд в пьяном от свободы марте 1917-го, не стала его армией. Да, демократии в ней было сколько угодно, но армия и демократия — понятия зачастую противоположные.
Конец 1917 года для 1-го гвардейского корпуса, как и для всей русской армии, превратился в агонию. Партия большевиков набирала популярность в войсках, особенно после так называемого Корниловского мятежа, стремительно росло дезертирство, повсеместными стали измывательства над офицерами, пышным цветом цвела «национализация», которая на Юго-Западном фронте выливалась первым делом в «украинизацию». 25 октября произошел большевистский переворот в Петрограде, но для квартировавших на Украине частей он никакой силы не имел, здесь бал правила киевская Центральная рада. 6 ноября в приказе по корпусу В. З. Май-Маевский подчеркнул, что «противник старается использовать смуту, царящую у нас в тылу. Необходима особая бдительность и полный порядок в частях и при несении службы, чтобы дать достойный отпор обнаглевшему врагу. Наша Родина переживает действительно трудные минуты, и в этот момент я ожидаю от всех солдат и офицеров полной готовности к отражению врага»[238]. Увы, ждать этой готовности можно было уже далеко не от всех.
Первого декабря в корпусе были отменены чины, ордена, погоны и введена выборность командиров. Кавалер множества наград, генерал-майор Владимир Зенонович Май-Маевский в одночасье стал просто солдатом революционной армии, гражданином (или товарищем, кому как больше нравилось), командующим корпусом. А еще два дня спустя Юго-Западный и Румынский фронты были объявлены Центральной радой украинскими. Волей-неволей вставал вопрос: что делать дальше? Каждый решал его для себя по-своему. Владимир Зенонович оставался во главе вверенного ему соединения до конца: один из последних приказов по корпусу был отдан им
