Когда мы наконец двинулись опять, улица была пуста. Только на Царской площади вдруг высыпал народ. Стали кидать цветы, девицы целовали солдат, кричали „ура“, махали русскими флагами.
Вдруг все замерло. Толпа прижалась на тротуарах. Энден с частью своего отряда разделился, поехал вперед по Крещатику, там вдали стояла колонна австрийцев в серо-голубых формах и кепи. На вид они были так же удивлены, как и мы. Сивчук прошептал:
— Да это австрияки, откуда они?
Подъехал батальонный. Все глазели на австрийскую колонну. Энден медленно ехал по середине улицы по направлению к австрийцам. Мы смотрели в ожидании. Энден вернулся и громко сказал:
— Они говорят, что они украинцы, командует ими какой-то Петлюра.
— Да ну их к черту! — сказал Исаков.
<…> Сейчас же возобновились крики „ура“, посыпались цветы, толкотня. Мы прошли до Бессарабки и остановились»[347].
Офицер-танкист А. Д. Трембовельский[348] вспоминал: «При входе в город киевляне забрасывали танки цветами. Восторженная толпа приветствовала нас криками „ура“, а на одной площади жители города встретили нас с бокалами шампанского»[349].
Свой штаб Николай Эмильевич разместил в здании 5-й Киево-Печерской мужской гимназии[350]. Таким образом, украинские и добровольческие войска появились в городе одновременно.
Утром 31 августа обе вооруженные силы встретились в центре города, на Думской площади[351]. На Крещатике собралась многонациональная (в 1919 году в Киеве жили более 232 тысяч русских, 128 тысяч украинцев и 114 тысяч евреев) толпа горожан. Галичане и петлюровцы появились на площади в полдень и вывесили на балконе здания думы желто-голубой флаг, портреты Тараса Шевченко и Петлюры. Двумя часами позже в сопровождении священнослужителей подошли и добровольцы. Обе стороны вели себя корректно, эскадрон белых построился рядом с галичанами, а на просьбу генерал-майора Н. И. Штакельберга[352] разрешить принять участие в параде и вывесить на балконе думы также и русский флаг, генерал Краус ответил согласием. Всё шло к тому, что парад освободителей Киева получится совместным. Сначала рядом с украинским флагом на балконе думы вывесили несколько переданных из толпы маленьких русских флажков, а вскоре генерал Штакельберг своими руками укрепил там и большой триколор; собравшиеся на Думской площади горожане взорвались аплодисментами и криками восторга. Но тут произошло непредвиденное: только что назначенный комендантом Киева петлюровский полковник В. П. Сальский[353] приказал сорвать триколор с балкона, заявив: «Перед московським прапором не будемо парадувати!» Еще каких-то два года назад Сальский был русским подполковником, кавалером Георгиевского оружия, более того, судьба дважды сводила его с Бредовым — сначала в 1916 году на Северном фронте, затем в Военном министерстве Украинской державы, где Сальский служил в отделе пехотных школ. И вот теперь бывший русский офицер приказывал сорвать «московский» флаг со здания Киевской городской думы. Один из казаков выполнил приказ и передал флаг сотнику Божку, который картинно бросил полотнище под копыта коня Сальского. Результат этой выходки оказался предсказуемым — киевская толпа взревела уже от негодования. К Сальскому бросился один из верховых офицеров-добровольцев, на скаку вынимая шашку из ножен, но ординарец полковника зарубил его. На площади началась беспорядочная стрельба, причем огонь по петлюровцам и галичанам вели главным образом киевляне. После короткой свалки петлюровцы с галичанами бежали с площади и рассеялись по городу. Бредов отдал решительный приказ разоружить украинцев, и вскоре бо́льшая часть петлюровских войск сложила оружие; остальные скопились в районе вокзала и тщетно ждали приказов от растерявшегося командования.
Обескураженный генерал Краус (тоже едва не погибший, когда под его автомобиль кто-то бросил гранату) лично направился в штаб Бредова улаживать конфликт. После десяти минут ожидания Николай Эмильевич появился в комнате в сопровождении офицеров своего штаба. Крауса сопровождали отаман Виметаль, сотники Тавчер и Верниш, поручики Онишкевич и Чехович. Разговор шел по-немецки; это обстоятельство позволило украинскому историку Я. Ю. Тинченко 80 лет спустя иронизировать по поводу того, что «два немца на немецком языке решали судьбу славянского Киева». Но на каком еще языке Бредову было разговаривать с якобы украинским, а на деле австрийским генералом? Что же касается «немецкости» самого Бредова (дополнительно подчеркиваемой приставкой «фон», которая в реальности им не использовалась), то скажем коротко — Николай Эмильевич был русским во втором поколении (в протоколе его допроса 1944 года указано: «Русский, из дворян»), православным по вероисповеданию, и, самое главное, он был русским офицером, что и определяло всю его жизнь и судьбу…
Переговоры начал Краус:
— Господин генерал, наши войска после тяжелых боев заняли Киев; мы воюем против общего врага — большевиков. Мы оба воины, и политика нас не касается. Я пришел сюда, чтобы установить демаркационную линию, а потом вместе воевать с большевиками. Оставим политические недоразумения политикам.
Последовала пауза, после которой Николай Эмильевич жестко отчеканил:
— Киев, мать городов русских, никогда не был украинским и не будет!
— Оставим политику в стороне, — после долгой паузы с трудом возразил Краус, — мы должны оговорить только военное положение, и у меня нет никаких полномочий разрабатывать продолжительные условия. Я здесь только как командир группы войск, который хочет избежать конфликтов. Сейчас в дороге уже находится делегация во главе с генералом Павленко, у которого полномочий больше. Делегация прибудет с минуты на минуту.
— Речь идет об Омельяновиче-Павленко? — уточнил Бредов, имея в виду Михаила Владимировича Омельяновича-Павленко, бывшего генерал-майора русской армии, служившего у Скоропадского, а затем возглавившего Галицкую армию.
— Я не знаю, — слукавил Краус, отлично знавший, что это именно Омельянович-Павленко.
— В том случае, если это Омельянович, он будет расстрелян, — коротко отозвался Бредов, — а с Петлюрой переговоров вообще не будет, так как он бандит. А как вы относитесь к Петлюре?
Краус ушел от ответа, сказав, что Галицкая армия была вытеснена поляками за реку Збруч, воюет с большевиками и имеет свои линии подчинения. Затем Краус высказал возмущение тем, что белые разоружили галицкие подразделения, на что Бредов заметил, что галичане тоже захватили одну его артбатарею, а затем напомнил о том, что со здания думы был сброшен и затем уничтожен русский
