Казалось бы, глава группы, ведущей вооруженную борьбу на территории другой страны, должен был позаботиться о своей безопасности, ведь могло случиться всякое. Тем более что в ноябре 1926-го уже произошло ЧП — тогда из Парижа бесследно исчез ближайший сотрудник Кутепова, генерал-лейтенант Н. А. Монкевиц[602]. Официальная версия гласила, что он, запутавшись в финансовых делах, покончил с собой, неофициальная — что генерал был агентом советской разведки и его попросту вывезли в СССР. Так или иначе, пример Монкевица должен был навести Кутепова на соответствующие мысли. Но все, кто знал генерала в парижский период его жизни, свидетельствуют, что к своей безопасности Александр Павлович относился крайне легкомысленно. Он словно был уверен в том, что с ним, прошедшим три войны и не раз смотревшим смерти в лицо, не может случиться ничего плохого. А возможно, просто давно принял для себя как истину, что смерть рано или поздно найдет его в бою и прятаться от нее русскому офицеру негоже.
Первоначально чекисты планировали просто выманить Кутепова в СССР. Для этого был придуман еще один «Трест» — Внутренняя российская национальная организация (ВРНО), на которую еще в июне 1928 года «вывели» редактора журнала «Борьба за Россию» С. П. Мельгунова[603], состоявшего в тесном общении с начальником канцелярии Кутепова князем С. Е. Трубецким[604]. Надо сказать, что, несмотря на печальный опыт «Треста», Кутепов продолжал внимательно относиться к любым сигналам о существовании в СССР подпольных организаций, видимо, надеясь на то, что все они фиктивными быть не могут. Так, какое-то время он надеялся на сотрудничество с тайной организацией офицеров «своего» лейб-гвардии Преображенского полка, однако полковник Д. Д. Зуев (тот самый, которому было поручено в 1917 году сохранить полковое знамя) на встрече с Кутеповым признался ему, что организация — выдумка ОГПУ (в июне 1931 года Зуев был расстрелян[605]). А уже незадолго до смерти, 8 или 9 января 1930 года, Кутепов встречался с бежавшими из СССР представителями Союза русской молодежи (СРМ) Соколовым и Богатыревым, заявив: «У меня нет оснований ни доверять вам, ни не доверять вам»[606] (СРМ также был чекистской «игрой», закрытой в 1931 году).
С таким же интересом Александр Павлович отнесся и к ВРНО, решив проверить информацию. С этой целью в октябре 1929 года в Москве побывал Б. А. Штейфон; по-видимому, его доклад удовлетворил Кутепова, так как Штейфон получил от него благодарность. (По другим данным, Штейфон ездил не в Москву, а на Северный Кавказ, где знакомился с деятельностью фиктивной Северо-Кавказской военной организации.) Дальнейший ход событий осложнили два фактора: во-первых, смена руководства ИНО ОГПУ (27 октября Трилиссера сменил С. А. Мессинг) и гибель очередного кутеповского «активиста», капитана П. М. Трофимова. После этого в Москве было решено резко форсировать процесс устранения генерала. «Представители ВРНО» были отправлены в Берлин с заданием добиться от Кутепова согласия на поездку в Москву; одновременно Серебрянский со своими сотрудниками С. В. Пузицким, Р. Л. Эске (И. И. Рачковским) и А. Н. Турыжниковым выехал в Париж, чтобы подготовить вариант похищения Кутепова. Историки спецслужб до сих пор не пришли к единому мнению, были «берлинский» и «парижский» варианты автономными или же согласованными между собой[607].
Семнадцатого января 1930 года Кутепов встретился в Берлине с москвичами А. Н. Поповым (псевдоним Фотограф) и Н. А. де Роберти (псевдоним Клямар), приехавшими якобы в командировку от Наркомата лесной промышленности. Оба визитера во время Гражданской войны были в чине полковника, причем де Роберти служил под началом Кутепова в 1918 году в Новороссийске и тогда же был приговорен к четырем годам арестантских рот за взятки. Уже одно это должно было насторожить Кутепова. «Фотограф» и «Клямар» подтвердили, что состоят в ВРНО, и просили направить в СССР боевиков для подготовки восстания весной текущего года и приехать самому. Гости также настойчиво пытались узнать у Кутепова, правда ли, что ему удалось получить восемь миллионов колчаковских франков. Понятно, что внятного ответа от генерала они не дождались. Тем не менее он довольно подробно рассказал москвичам о своих планах на 1930 год и обещал временно свернуть террористическую деятельность, чтобы не подставлять ВРНО под удар. На следующий день состоялась еще одна встреча, и на ней де Роберти, дождавшись, когда Попов отойдет, успел сообщить Кутепову, что ВРНО — это очередная провокация чекистов, а на самого Александра Павловича в ближайшем будущем запланировано покушение. При дальнейшем общении с Поповым Кутепов не подал виду, что все знает, и продолжил, по его выражению, «ломать комедию». Закончились переговоры ничем, «берлинский вариант» сорвался. (Де Роберти был расстрелян в 1930 году, Попов — в 1937-м.)
По возвращении в Париж 20 января Кутепов ответил на вопрос своего помощника, поручика М. А. Критского, доволен ли он поездкой:
— Меня хотят опять втянуть в «Трест». Знаю, когда я стану опасен для большевиков, они меня уберут.
«Я давно свыкся с опасностью. Да и что может случиться на улице? Ведь это Париж!»[608] — в эти фразы, сказанные Кутеповым в декабре 1929 года, укладывалось все его отношение к собственной безопасности. Но после возвращения из Берлина он все же обратился в префектуру парижской полиции с просьбой выделить ему охрану. По утверждению автора анонимного письма, поступившего в полицию после похищения Кутепова, «охрану» генералу действительно предоставили, вот только половина ее состояла из агентов ОГПУ, а другая половина из членов Союза русских репатриантов (то есть эмигрантов, собиравшихся возвращаться в СССР). Кроме того, за Кутеповым велась постоянная и почти открытая слежка. По Парижу его часто «вело» желтое частное такси, гостей, приходивших к генералу, фотографировали из близлежащих кафе и бакалейной лавки, а за квартирой следили из расположенного рядом общежития студентов — граждан СССР.
Агенты ОГПУ прекрасно знали расположение квартиры Кутепова. Она размещалась
