В конце второго семестра профессор Джонс вызвал меня в свой кабинет. Незадолго до этого мы вместе с другим студентом намазали его любимую классную доску кулинарным спреем. Когда на следующий день Джонс вошел в аудиторию и понял, что изображение диаграммы путей молекулярного синтеза займет у него чертову уйму времени, то разразился тирадой на тему того, какие розыгрыши приемлемы, а какие — нет. Когда он завершил свою речь фразой: «Кто бы это ни сделал, его следует исключить», — стало абсолютно ясно, что наш розыгрыш относится ко второй категории. Сразу же после занятия мы с другом признались в содеянном и навели порядок. Казалось, мы загладили свою вину. Так почему же он вызвал меня к себе?
Когда я вошел в кабинет, Джонс подозвал меня к своему столу и жестом указал на что-то находящееся перед ним. Я не знал, что и думать. Подойдя поближе, я увидел распечатку с компьютера, которую он прикрывал листом бумаги. Очень медленно он сдвинул верхний лист, чтобы я смог прочесть первую строку на листке, лежащем внизу. Это была ведомость с отметками его студентов. Я удивился. Зачем он мне это показывает? Потом он сдвинул листок еще немного, и я прочитал: «№ 1. Жадсон Брюер». «Поздравляю, — сказал он, широко улыбаясь. — Вы получили высший балл. Вы это заслужили». Мне очень нравилась органическая химия, но такого я совсем не ожидал! Мой центр удовольствия в мозгу загорелся, как новогодняя гирлянда, под действием большого количества дофамина, который поступил туда в этот момент. Я чувствовал себя как на американских горках: сначала был заинтригован, затем взволнован, а потом и вовсе потерял дар речи. Почему я описываю это в таких ярких подробностях? Потому что именно так действует дофамин: он помогает нам формировать контекстуально зависимые воспоминания — особенно в моменты неопределенности. Такие воспоминания оставляют в мозге яркий след.
Большинство из нас может с потрясающей четкостью и ясностью вспомнить подобные моменты из собственной жизни. Например, как мы смотрели в глаза супруга или супруги в загсе в момент произнесения согласия на заключение брака. Мы помним все о роддоме, в котором родился наш ребенок. Мы можем заново ощутить испытанные тогда чувства — эмоциональные «взлеты» и «падения», которыми сопровождались эти события. И когда это происходит, мы можем поблагодарить свой мозг за хорошо выполненную работу.
Совершенно очевидно, что настроенность на мысленное воспроизведение событий не представляет собой проблемы. Эта способность — механизм выживания, и благодаря ей мы можем не только вспомнить, где найти пищу (что требовалось нашим первобытным предкам), но и пережить сложный период обучения в магистратуре. В мыслях также нет ничего плохого. Решение математической задачи в школе или заключение выгодной сделки на работе помогают нам достигать успеха в жизни. Планирование поездки на отдых способствует ее практической реализации — довольно сложно слетать в Париж, если мы предварительно не приобрели авиабилеты.
Однако сейчас мы увидим, как наш маленький помощник, дофамин, может вставлять нам палки в колеса. Когда объектом нашего внимания становимся мы сами, то мы начинаем проводить слишком много времени, размещая фотографии в инстаграме или зависая в фейсбуке. Когда мы ослеплены своими субъективными установками, наши мысленные модели не могут привести к правильным прогнозам и только отнимают у нас время и моральные силы. Когда мы находимся в состоянии беспокойства или скуки, то начинаем витать в облаках, вспоминая день своей свадьбы или строя какие-нибудь приятные планы.
Иными словами, сами по себе мысли и все, что с ними связано (мысленное моделирование, планирование, воспоминания), не являются проблемой. Проблемой они становятся лишь тогда, когда мы на них зацикливаемся.
Когда мы «спотыкаемся» на своих мыслях
Лори «Лоло» Джонс — легкоатлетка, специализирующаяся на барьерном беге. Она родилась в Айове в 1982 году. Еще школьницей она установила рекорд среди школ штата в беге с барьерами на 100 метров. Затем, во время обучения в Университете штата Луизиана, 11 раз становилась спортсменкой года. В 2007 году она впервые выиграла чемпионат США в закрытом помещении, в 2008-м — чемпионат под открытым небом, а также приняла участие в Олимпийских играх. Неплохие результаты.
На Олимпиаде в Пекине в 2008 году Джонс хорошо бежала, приближаясь к финишу 100-метрового забега с барьерами. Но что же произошло дальше? Вот что написал об этом финальном забеге луизианский репортер Кевин Спэйн.
К третьему барьеру Лоло Джонс стала представлять серьезную угрозу для своих соперниц, к пятому была в числе лидеров. К восьмому барьеру она ушла в отрыв, и уже не было сомнений, что она выйдет в финал и завоюет медаль в женском беге с барьерами на 100 метров. Два барьера, девять маховых шагов и двадцать метров отделяли бывшую звезду Университета штата Луизиана от золотой медали и, что еще важнее, достижения цели, к которой она шла в течение четырех лет упорных тренировок, от осуществления мечты всей ее жизни.
Но затем случилась беда[55].
Джонс зацепилась за девятый барьер из десяти и в итоге вместо победы финишировала лишь седьмой. Четыре года спустя в интервью журналу Time она рассказала: «Я прекрасно держала ритм… в какой-то момент я поняла, что выигрываю забег. Это не ощущалось, как “о, я выигрываю олимпийскую золотую медаль”, я воспринимала это просто как очередной забег. Но затем в какой-то миг я… я сказала себе, что должна следить за тем, чтобы достаточно резко выбрасывать ноги. В общем, я перестаралась. Я туговато затянула гайки. Именно в этот момент я споткнулась о барьер»[56].
Опыт Джонс — это отличный пример разницы между просто мыслями и зацикливанием на них. Во время забега у нее в голове проносилось множество мыслей. Она «перестаралась» лишь тогда, когда начала обращать пристальное внимание на правильность своей техники. Она буквально подставила подножку самой себе.
В спорте, музыке и бизнесе, где успех может
