– Нет, – после краткого раздумья покачала головой женщина. – Он находился у самого дна, метрах в трехстах от поверхности. А еще он спал.
Ну естественно он спал, на такой-то глубине. Там больше делать нечего. Вот кит и пребывал в аморфной полуматериальной форме, которая позволяла ему, например, беспрепятственно преодолевать Периметр без нарушения целостности оного. Иными словами, шепчущий кит просачивался через сеть, способную задерживать микроскопический планктон. Еще и поэтому шепчущие киты столь лакомая добыча для биологов, охочих до научных сенсаций. Никто до сих пор не объяснил природу данного вида. Высказывались предположения, что это переходная форма жизни между энергетической и физической, способная смещать состояние в ту или иную сторону по собственному желанию. А кое-кто не гнушался предположением, что киты вообще живут одновременно в нашем и каком-то еще измерении. Короче, я особо не вникал. Но организм, если начистоту, уникальный. От такого можно чего угодно ожидать. Даже выделения некоей загадочной субстанции, подобной легендарному алхимическому алкагесту.
– Тони, не городи чушь! – очнулась Тинка. – Нет у китов ничего такого. Мы бы наверняка заметили специализированную железу. Но даже намеков на подобное не было за всю историю наблюдений!
– Ты уверена?
– В смысле?
– Почему, по-твоему, я не выспался?
– В комп пялился?
– Бинго! И не просто пялился. Профессор, заткните уши, или просто сделайте вид, что не слышите. Короче, я вчера ломанул сервер Службы мониторинга моря…
– Действительно, что-то у меня со слухом…
– Проф, просто некогда было, да и поздно, чтобы вас беспокоить… – повинился я. – Но они ничего не заметили, зуб даю!
– А, что уж там!.. – махнул рукой мой руководитель.
Правда, посмотрел при этом так, что меня до печенок пробрало. Пофиг, это для пользы дела.
– Короче, я проанализировал все загадочные случаи за крайние три месяца. Больше просто физически не сумел, вырубился…
– Бедненький!..
– … но и того, что нарыл, достаточно. Не знаю, почему Служба это все скрывает, наверное, чтобы не разводить панику, но за это время в радиусе ста миль от эпицентра того самого подводного землетрясения, что было десятого числа, пропало семнадцать подводных и девять надводных мониторинговых дронов. А еще два патрульных катера. И еще…
– Может, хватит уже? – жалобно заныла Тинка.
Стыдно, фиг ли. Я же ее в день происшествия с дельфинами как раз вот такие странности искать просил. Но ее извиняет тот факт, что у нее не было компа фирмы «Imagine» и навыков хакера-диверсанта. Впрочем, пусть помучается, ей полезно.
– И еще пропало три траулера, – окончательно добил я аудиторию. – Автоматических, естественно, иначе бы давно уже шум до потолка рыбаки подняли.
– Значит, люди не пропадали? – А это уже снова профессор.
– Хм… может и пропадали, но это по сводкам карабинеров и Морского патруля проверять надо. Кстати, Франсин… а вы точно были одна на экраноплане? Или наши СМИ, как обычно, приукрасили действительность?
– Да. Я, знаете ли, уже взрослая и вполне самостоятельная девочка.
– И руководство отпустило вас в дальнюю экспедицию в одиночку? – поразился проф Спанидис. – Какая безответственность!
– Я сама себе руководство! – нахмурилась женщина. – У меня самостоятельное направление исследований, я глава лаборатории. И я не считаю нужным у кого-то отпрашиваться. Если не верите, свяжитесь с моим институтом, директор подтвердит.
– Хорошо, хорошо, мы верим! – поднял я руки в примирительном жесте. – И это действительно хорошо, потому что обошлось без жертв. Но все равно невероятно! Алкагест!
– Боюсь, вы неправы, Анте.
– Почему, Франсин? Катамаран же растворился!
– Это факт, – признала женщина. – Но вы ошибаетесь с определением. Что бы ни воздействовало на мой экраноплан, и откуда бы оно ни взялось, это нельзя назвать алкагестом, потому что оно растворило только пластик. Вернее, все, в чем содержалось хоть немного биопластика.
– Вы уверены?!
– Более чем, – кивнула доктор Моро. – Когда я очнулась… ненадолго, но все же… я видела плавающие вокруг моего… ну, вы поняли… короче, многие вещи, что были у меня в каюте, всплыли. Кое-какая одежда, деревянные безделушки, мусор, остатки еды… все металлическое или тяжелое, естественно, пошло ко дну. Но я на сто процентов уверена, что мы найдем и двигатели, и энергоустановку, и аккумулятор, стоит только воспользоваться сканером.
– Ха! Дроны, катера, траулеры… что их все объединяет? Правильно, они из биопластика! – незамедлительно озвучил я мелькнувшую мысль. И притворно вздохнул: – Ну вот, очередное проявление парадокса Гексли. В который уже раз… и он также непреодолим, как закон всемирного тяготения.
– Вы о чем, Анте?
– Один из законов мерфологии, – пояснил я. – Мне о нем отец рассказал, когда я в детстве попытался объяснить ему природу какого-то явления… уже не помню, грома, что ли… короче, звучит он так: великая трагедия науки – уничтожение прекрасной гипотезы безобразным фактом.
Рассмеялись все, включая меня самого: девушки весело и заразительно, я с едва заметной горечью – все-таки моя гипотеза накрылась известным местом. Даже проф усмехнулся.
– Не расстраивайтесь, Анте! – подбодрила меня Франсин, отсмеявшись. Настроение у нее явно улучшилось – вот что значит вовремя разрядить обстановку. – Ну, не получилось алкагест открыть. Но ведь какая-то аномалия есть. И исследовать ее не менее интересно, чем легендарный алхимический компонент.
– А еще это жизненно необходимо, – против воли поддержала Тинка женщину. – Кто знает, вдруг они все чаще начнут появляться. И что тогда? Ведь жертвы будут… профессор, а вы что молчите?
– Я не знаю, что и думать, – признался тот. – С одной стороны, все ваши рассказы отдают бредом и явно антинаучны. С другой – потенциальная угроза жизни и здоровью людей… мне нужно подумать. Хотя о чем тут думать? Это дело вне нашей компетенции, необходимо привлечь специалистов из Службы мониторинга моря. И пусть они думают. Если вообще поверят.
– Что ж, профессор, это идеальный выход. Только учтите, что это проблема более научная, нежели прикладная. И на Службу мониторинга или патруль спихнуть ее не получится, – слегка надавил на психику я. – Вернее, поначалу очень даже получится, но все равно в конце концов они придут к нам. Или не к нам, а к кому-то еще в Университете. Вот только мы к проблеме ближе всех. Так зачем нам делиться славой?
– Славой, –
