Каменный свод отбрасывал на землю резкую тень. Впереди солнце ярко освещало привходовую площадку и раскинувшуюся под горой долину, покрытую низкорослыми деревцами и кустарниками. Тень отсекала глубину пещеры, чёрную и прохладную, гулкую и непонятную.
В долине кипела жизнь, паслись олени и лани, быки и зебры, носороги и страусы. В пещере время застыло, камни оставались недвижными и безмолвными.
На границе двух миров собрались люди. Они были высокими, с вытянутыми лицами, покатыми лбами, выступающими надбровьями, скошенными или небольшими подбородками. На груди некоторых на верёвочках висели морские раковины, выкрашенные красной охрой.
Лица их были мрачны. Говорили мало, двигались не торопясь. Обитатели пещеры окружили небольшую яму, в которой лежало тело ребёнка. Люди смотрели на него, в мрачные недра пещеры, и вспоминали жизнь ушедшего от них.
Ребёнок прожил не так много, но успел оставить неизгладимый след в памяти всех людей группы. Первые шесть лет его жизни были вполне обычными, можно даже сказать – счастливыми. Группа не голодала, ровный климат – не жаркий и не холодный, не засушливый и в меру влажный – не создавал проблем.
Но однажды пришли чужаки. Они пришли с севера, они были страшны и низкорослы, у них была светлая кожа и огромные носы.
Маленький мальчик был застигнут врасплох: твёрдая палка чужака пробила ему лоб справа. Прибежавшие мужчины прогнали врагов и принесли безжизненное тело на стоянку. Мальчика уже считали погибшим, но он выжил.
Только вот с того несчастливого дня он стал не от мира сего. Мальчик больше не говорил, стал рассеянным, смотрел всё время в сторону, направо. Его лицо потеряло всякое выражение, он почти ничем не интересовался. Он не узнавал родных, мог подолгу сидеть без всякого движения, а когда что-то делал, то очень странно. Иногда он мог без причины ухватить что-нибудь левой рукой и подолгу не отпускать. В остальном же этой рукой он вообще почти не пользовался. Родственники заботились о нём, терпеливо кормили его, молча переносили все странности.
И вот, спустя ещё шесть лет, он умер. Люди старательно – до скального основания – выкопали яму, укрепили её каменными плитами, опустили туда тело – головой в сторону пещерной тьмы, указав тем путь в небытие. На грудь умершему водрузили верх черепа лани с огромными рогами, а руки уложили так, чтобы они охватывали эти рога. Туда же положили кость ноги лани с отсечённым концом и печёное яйцо страуса – то, что так любил покойный. Украсили погребение кусками красной охры. На ноги умершему положили каменную плиту, на всякий случай, чтобы он не нашёл путь к солнцу, не вышел обратно к живым. Закопали…
Солнце ярко освещало заросшую долину. Жизнь продолжалась.
УликиБлижний Восток всегда был перекрёстком. В эпоху многих человечеств тут соприкасались два больших мира – неандертальский и протосапиентный, родственный нам. Те и другие люди владели одной и той же мустьерской культурой, но сами люди были разные. Неандертальцы – коренастые, крайне широкоплечие, невысокие, с большими носами, светлыми кожей и волосами – должны были представать перед протосапиенсами – стройными высокими выходцами из Африки – странными и чужими. Трудно сказать, что думали столь различные люди друг о друге. Те и другие были дикарями, охотились на оленей и ланей, делали одинаковые орудия, жгли костры в пещерах, хоронили умерших. Но хоронить можно по-разному.
Неандертальцы всегда погребали в одной могиле только одно тело, всегда укладывали покойного на бок в скорченном положении, никогда не снабжали умершего вещами или едой, не украшали его охрой или чем-либо. Иногда они отмечали погребения камнями необычной формы, как в Ла Феррасси, или козлиными рогами, как в Тешик-Таше, поэтому, хороня следующего человека, могли сориентировать могилу сообразно расположению предыдущей. Но всё же создаётся впечатление, что погребальный ритуал неандертальцев был очень прост, тем более что он в целом повторялся десятки тысяч лет на огромной территории.
Протосапиенсы имели более живой ум, они были впечатлительнее и могли задумываться о небывалом. Трудно сказать, когда возникли первые сложные погребальные обряды. Но около 100 тысяч лет назад они уже были. Отличные доказательства этого найдены в пещерах Джебель Кафзех и Схул в Израиле.
Особое внимание обращает на себя самое древнее погребение – Кафзех 11. В яме, выложенной каменными плитами, покоился скелет мальчика 12 лет. На его груди лежали рога огромной лани и метаподия – кость стопы – с отсечённым концом, а также обожжённая скорлупа яйца страуса и кусочки охры.
Самое интересное обнаружилось при реконструкции черепа: отверстие на правой стороне лба со следами заживления. Судя по состоянию и форме кости, удар был нанесён тупым орудием и повредил мозг, а по нарушению зарастания швов и асимметрии черепа мы знаем, что травма повлияла на рост головы и мозга. Повреждения такого рода вызывают нарушения, описанные в нашей истории. Самое главное, человек становится очень странным, он неадекватно реагирует на происходящее, его поведение может удивлять окружающих.
Между тем на зубах Кафзех 11 нет следов эмалевой гипоплазии – поперечных бороздок, образующихся, когда маленький ребёнок переносит какой-то серьёзный стресс. Стало быть, травму он получил в возрасте примерно шести лет. Выходит, примерно шесть лет родственники заботились о странном мальчике, а когда он умер, погребли его по особому, нестандартному обряду.
Другие погребения Кафзеха тоже необычны. Поверх Кафзеха 11 позже были похоронены женщина Кафзех 9 с шестилетним ребёнком Кафзех 10, причём женщина имела искривлённый палец на стопе и, вероятно, особую походку. Кафзех 8 тоже ходил странно – на цыпочках, из-за перелома левой пяточной кости. Трёхлетний Кафзех 12 страдал от гидроцефалии; лобная кость ребёнка Кафзех 13 пробита каким-то оружием или камнем, упавшим со свода, причём рана заживала;
