— Да, Сергей Иванович, куда уж мне до тебя! — хмыкнул Дергачев. — У тебя и кулак вон какой, и бабы тебя любят — в общем, красавец. Быть тебе наркомом! Если к стенке раньше не поставят.
— Ну, ты шути, да не зашучивайся! Много понимаешь! Наркомом не наркомом, а по званию-должности все постарше тебя буду. Так что крути свои гайки и не лезь, куда не надо, умник хренов! — Сидоров нажал кнопку вызова конвоя, собрал бумаги в папку, потом в раздумье посмотрел на допрашиваемого и предложил: — Слушай, пока конвойные дотопают, сто лет пройдет. Я к начальнику, а ты побудь с этим, а? Не бойся, он у нас человек тихий, интеллигент, мать его…
— А за что его? Гайки на железной дороге скручивал? — Матвей вспомнил недавно прочитанный рассказ Чехова и улыбнулся. — Или коровам в ясли стекло подсыпал?
— Кто ж ему даст гайки скручивать — там же охрана. — Следователь, похоже, чтению классиков предпочитал другие занятия — попроще. — Там, брат, дела похуже всякого стекла и гаек. Этот гад в школе работает! Представляешь, чему он мог детишек научить? В общем, собирались они по субботам — вроде как на вечеринки. Патефон, винцо, танцульки. А сами, под шумок, труды Троцкого изучали — и подробненько все, с карандашиком в руке, пометочки делали. И главврач второй горбольницы там же вертелся со своей полюбовницей, между прочим. Помнишь второго секретаря горкома, что в июле помер? Их рук дело! В общем, подпольная террористическая организация налицо!
— Так секретарь вроде ж от сердца помер? — с сомнением покачал головой Дергачев. — То ли инфаркт, то ли еще что такое…
— Ха, думаешь, все так просто? Не-ет, там точно убийством пахнет! И я не я буду, если всю их компанию на чистую воду не выведу! Так, заболтался я с тобой — все-все, бегу к Медведеву! А ты побудь тут, ладно? И где этот чертов конвой шатается?
— Да побуду, побуду, беги!
Едва в коридоре затихли шаги следователя, мужчина с трудом вскинул голову и, опасливо косясь на дверь, что-то торопливо зашептал разбитыми губами. Матвей недоуменно вскинул бровь и прислушался.
— Товарищ, товарищ военный, помогите! Спасите! Ради бога, прошу вас… Я вижу, вы хороший человек! А этот зверь… Он же изверг, он, в конце концов, убьет меня. Нас пытают! Прошу вас, умоляю, сообщите об этом вашему руководству, в ЦК, товарищу Сталину, наконец! Ведь это произвол, царская охранка какая-то!
— Ну-ну, вы со словами-то поосторожнее, — неприязненно скривил губы Дергачев. — Не надо порочить наши органы! Это книжки Троцкого вас научили? Или еще какие? Слова он тут говорит… Да за одно это уже можно к стенке ставить, не то что за убийство секретаря горкома партии!
— Господи, да какое убийство?! — Мужчина как-то по-детски всхлипнул, в глазах его плескались отчаяние и мольба, а по щекам текли слезы. — Он сам умер, совершенно естественной смертью, как же вы не понимаете?! И изучение трудов этого мерзавца Троцкого — полная чушь! Да, когда-то я купил книгу, и читал ее, и пометки делал, все верно. Но это было давно. Давно — тогда Троцкий еще считался верным ленинцем и создателем Красной армии! А потом я поставил книжку на полку и просто забыл о ней. Забыл, понимаете! А теперь от меня требуют подписать признание в том, что я организовал какой-то там заговор. Чушь, полная чушь! Я не заговорщик, я самый заурядный учитель географии. И мы действительно просто выпивали, слушали пластинки и танцевали. Это были самые обычные вечеринки, понимаете? Я прошу вас, спасите…
Сбивчивая речь мужчины оборвалась на полуслове — в коридоре послышались шаги, а еще через несколько секунд дверь распахнулась, и в камеру вошел конвойный:
— Здорово! А Сидоров где?
— Да его к начальнику вызвали. Вот, стою, тебя жду, этого охраняю. А у меня, между прочим, и своих дел хватает! Забирай…
Прощальный взгляд измученного и избитого мужика — одновременно умоляющий и безнадежно тоскливый — Дергачев вспомнил чуть позже, когда на своем стареньком «Форде» вез Медведева на совещание в обком. Матвей долго подбирал слова, пытаясь как-то помягче сформулировать свой вопрос, и наконец решился:
— Алексей Петрович, я тут в допросную заходил, когда вы Сидорова вызывали…
— И что? — рассеянно спросил начальник, на секунду отрываясь от просмотра каких-то бумаг.
— Там у него на допросе мужик сидел — учитель, кажется. Избитый весь, в кровище — страшно смотреть. Я тут подумал, не подвел бы он вас под монастырь. Мало ли проверка какая из Москвы, а тут такое, можно сказать, зверство. Он того учителя под статью о терроризме подвести хочет и организацию троцкистского подполья пришить. Ну, какой из обычного учителя географии террорист? Ей-богу, смех один!
— Все сказал? — Медведев подровнял стопочку листов машинописной бумаги, закрыл папку и, услышав короткое «да», некоторое время молча смотрел перед собой. Потом кивнул — видимо, каким-то своим мыслям — и вполголоса продолжил: — Матвей, ты ведь неглупый парень. И я тебе так скажу… Сколько лет нашей революции? Правильно, восемнадцать. Как думаешь, сколько в стране еще достаточно крепких и здоровых бывших царских офицеров, попов, купчишек, кулаков и прочих господ из прошлых времен осталось?
Дергачев, не зная, что ответить, лишь пожал плечами.
— Не знаешь. И никто не знает! Думаешь, они все перевоспитались за эти годы и Советскую власть полюбили? Нет, братец! И ненавидят они нас пуще прежнего. А наша с тобой задача — отыскивать их и давить! Или на стройки вроде Беломорканала отправлять, пусть там на благо страны кайлом машут. Есть еще вредители? Расхитители, саботажники, дрянь всякая? Есть! Мы вон только-только с басмачами разобрались… Есть и другие враги, еще более опасные — вроде Троцкого и ему подобных. Эти ведь не просто теракт или другую гадость… — Медведев заметно помрачнел и надолго задумался. — В общем, как понимаешь, не все я тебе могу рассказать, но работы у нас впереди еще много. Боюсь, много больше, чем уже сделано. В мире сам видишь, что творится: и японцы, и итальянцы, теперь еще и Гитлер! И все они спят и видят, как бы Советский Союз и власть нашу народную уничтожить… А за меня можешь не переживать, знаю я
