Он усмехнулся:
— Пусть Иркин попробует начальнического хлеба. Он меня замещает, пока мы этой «гниде» клыки не вышибем окончательно.
Олег явно смущенный услышанным, только ответил:
— Мои парни всегда готовы этим псам шеи скручивать. Насмотрелись на них. Что здесь, что у нас в России, здесь, правда, попоганее, но все одно — вши, кровопийцы. Распоряжайтесь, пока мы здесь, мы всегда готовы исполнить Ваш приказ. Ну а то, что Вы не погнушались черновой работы, дали, как говорится, мастер-класс — это бойцам очень понравилось. А они, скажу Вам, очень привередливы и своими признаниями не разбрасываются.
— Ладно, иди к своим, разрешаю по сто грамм «фронтовых». Мы в команде после операции и баньку устраивали. Здесь, к сожалению, еще баню не сделали, есть более насущные задачи, но как только передышка будет, так сразу же построим русскую парную, гарантирую. Ну, а с «фронтовыми», по моему приказу Иркин уже позаботился, да и Гуленька вам из съестного подкинула. В общем, отдыхайте, расслабляйтесь, у вас двадцать четыре часа на это.
— Спасибо, командир, ребятам такое отношение понравится, гарантирую.
На этом и расстались.
Глава 4. Загнать бая в угол
Александр, увидев подъехавшего и вылезавшего из машины Карима, радостно засуетился, заговорил. Но тот его оборвал:
— Ты чего суетишься, не спишь, ведь ночь глубокая.
Александр, шмыгнув носом, махнул рукой:
— Да какой тут сон. Каждые полчаса, то Степан, то Василий, то Иркин меня спрашивают: не прибыл ли? Заснешь тут, — и неожиданно вопросительно посмотрев, спросил, — простите, что любопытствую.
Как получилось?
Хлопнув его по плечу, с улыбкой произнес:
— Отлично произошло, без большого клыка этот хищник остался!
Вышибли мы его. Да и трудно было ожидать другого, ведь парни-то — специалисты, не чета этим бандюкам.
— Командир, я тут Вам белье приготовил, полотенце. Как примете душ, стол будет накрыт. Иркин с Гулей постарались. Такого нанесли. Он мне крепко-накрепко приказал:
— Накормить так, чтобы запомнил, и чтобы обязательно поел и выпил «фронтовую» перед сном.
— Ясно, братишка, спасибо тебе, как это у русских говорят: «За соль, хлеб и ласку». Хорошая поговорка, мне нравится.
Спал Карим «как убитый», хотя во сне все равно «прокручивались» кадры прошедшей операции. В них он все пытался сделать лучше, эффективнее. Утром поднялся расслабленным, но уже отдохнувшим. Он только встал, а в дверь уже постучался Александр:
— Командир, Степан звонил, спрашивал, где планерка будет?
— Всем объясняй — на четыре, теперь уже на три дня меня замещает Иркин Нарсаддыкович, вот по всем вопросам к нему. Ясно? А если ясно, то естественно — планерка у него. Только вот что — Василий, как отговорится на планерке, пусть сразу же едет ко мне, на это время и Олега тоже пригласи ко мне. Договорились?
— Есть, командир, все понял, а завтракать когда будете?
— Через сорок минут.
На это раз он сделал приличную разминку, принял контрастный душ и уже «собранный» с «четко думающей головой» спустился вниз, к столу, и на этот раз ломящемуся от яств. Посередине, как и ночью, гордо возвышалась потертая, кое-где помятая, фляжка Иркина. Александр весь сиял, по-хозяйски обвел взглядом стол, гостеприимно пригласил:
— Садитесь, Карим Юсуфович, мы уж постарались от всей души. Тут все наши бойцы интересуются, как Вы, как прошло дело? Как секретарша какая-то стал. Уж больно все переживали за Вас.
— Отвечай всем, дело сделано, как и запланировано. Никто из наших даже царапины не поимел. Настроение бодрое! Противнику нанесен большой урон. Скоро будем добивать этого упыря.
— Понял, командир!
— А если понял, то фляжку убери. Рано еще праздновать. Вот с устатку «фронтовую» можно. Сейчас день начался, как говорится, трудовые будни, а для этого нужна ясная голова.
Александр обиженно «хмыкнул»:
— А мне Иркин Нарсаддыкович приказал ее поставить, — вдруг ухмыльнулся и произнес весело, — а кто теперь главный на комбинате? Он. Вот я его и слушаю.
— Правильно делаешь, пусть учится начальствовать. Это, брат, трудная наука, по себе знаю. А сейчас все его приказы обязаны выполняться «от и до». Но он же не приказывал тебе меня поить? Так? А раз так, то пусть постоит, ежели был таков приказ, но принимать «фронтовую» сейчас я не буду. У меня нет похмелья после вчерашнего, так меня учили. Да и вообще знаю простую истину и тебе советую ее помнить: «Не страшна выпивка, а страшно опохмеление». Это еще предки русские своих сыновей и внуков учили. А ты же русский. Для тебя такое должно быть законом. Лучше, как это у русских, огуречного рассольчика выпить, или, по кавказскому обычаю, хаша поесть, но не опохмеляться водкой, а то может и в привычку войти.
Александр обиженно возразил:
— А я, как и другие, ежели на другой день голову ломит, то приму дозу и все проходит.
— Это только кажется, что проходит. Организм-то травится в этот момент по-настоящему. Советую тебе это хорошенько запомнить.
Завтрак прошел в полном молчании. Честно говоря, есть ему и не хотелось, ведь, в сущности, он уже позавтракал очень ранним утром, но вот чаю — только что заваренного, крепкого, ароматного, так, как учил его отец, — напился от души. Поблагодарив верного Александра, поднялся к себе и принялся изучать прихваченные из кабинета папки с отчетами помощников Ошера Мендловича. Пара часов пролетела незаметно. Работалось споро, цифры воспринимались ясно, более того, началась уже сказываться практика. Он довольно уверенно читал эти записи, что называется, «между строк», и картина, вытекающая из этих отчетов, как ни старались авторы приукрасить была явно неприглядной. Он еще раз убедился — с этими «коллегами» ему не удастся «поднять» комбинат, нужны другие мозги, другое отношение.
В дверь постучали. Вошел Александр и доложил:
— К Вам Василий и Олег, Вы их вызывали.
— Я не вызывал, я просил. Это Иркин сейчас может вызывать, а я пока только просить. Ну ладно, запускай. Только чай, нет, кофе организуй. Умеешь варить-то?
— Обижаешь, командир. В моей части командир только мне и доверял, он всегда говорил:
— Приготовленный мною кофе, отлично прочищает мозги и поднимает тонус!
Ну, вот и отлично, готовь! Попробуем! Сравним с тем, что готовят арабы, в Южной Америке.
— А Вам разве приходилось там бывать?
— И не только бывать, но и живать, правда, не долго.
