которому было всего лишь 15 с половиной лет. Его отец с нами, и его скорбь переполняет и меня. Непривычно видеть плачущего мужчину, и наблюдать, как он безуспешно пытается сдерживать себя, свои слезы, еще более невыносимо. Смущенный тем, что стал невольным свидетелем этой сцены, я отвернулся, дабы скрыть свой стыд, стыд того, что я бессилен что-либо сделать! Отцу на вид где-то за сорок, или даже за пятьдесят, но сегодня он выглядит намного старше. Даже до смерти сына он казался нам стариком – без всякого злого умысла, а просто потому, что сами мы были так молоды! Вот почему мы иногда подшучивали над ним, говоря, что он несет всякую чушь. Потребовалось, должно быть, большое мужество, чтобы в его возрасте вступить в легион ради того, чтобы быть рядом с сыном. Но наши детские мозги оказались не способны понять и оценить его настоящую отвагу!

На следующий день у нас новая неожиданность: наш товарищ Йордан, которого мы считали мертвым, был помещен в избу с другими погибшими, в ожидании подходящего момента для похорон. Из-за того что деревня находилась под непрестанным огнем противника, не было никакой возможности сразу вырыть могилы. Рано утром один из наших товарищей вдруг заметил какое-то движение среди тех, кого мы считали мертвыми. Йордан не понимал, как оказался среди покойников. Немедленно вызвали доктора, который прослушал сердце Йордана и решил отправить того в тыловой госпиталь. Мы уложили Йордана в телегу, но до полевого госпиталя доехал только его труп. Он получил всего лишь краткую отсрочку. Превратности дороги добили его. У него в сердце застрял крошечный осколок гранаты, и никто не понимал причины его недолгого воскрешения! Ни «бургундец», первым увидевший сидящего среди трупов Йордана, ни доктор больше его не увидели. Доктор сказал, что у него не было ни малейших шансов остаться в живых.

Эти последние недели, особенно последние несколько дней, стали свидетелями того, как численность нашего батальона таяла, словно снег на солнце. Батальон, штатной численностью более чем 800 человек, к середине августа насчитывал около 500. Сегодня, после подсчета убитых, раненых и прочих эвакуированных, осталось не более 300. Тем не менее мы удерживаем позиции, для которых обычно требуется полный батальон.

Днем 28-го в Кубано-Армянск прибыл отряд из Червякова. Его сменили две роты дивизии «Викинг» (Добровольческая моторизованная дивизия СС «Викинг» в ноябре 1942 года переименована в 5-ю моторизованную дивизию СС. В октябре 1943 года переформирована в 5-ю танковую дивизию СС). Это наша первая встреча с частью СС, где мы находим нашего фламандского товарища, Виктора В. Д. Б. Что до меня, то у меня появится возможность ознакомиться с их мотоциклами на гусеничном ходу!

Я возвращаюсь в свой взвод 3-й роты и перебираюсь в квартиры своего отделения в восточной части деревни. Позади дома несколько акров виноградника, а прямо за ним лес, огромный, величественный и почти непроходимый. В крыше избы проделано отверстие для наблюдательного поста с пулеметом. Позиция ненадежная, дом расположен в опасном месте.

У нас слишком много потерь, поэтому необходимо усилить меры безопасности. Вот почему решено продублировать этот пост караулом позади дома, между ним и виноградником. Виноградник обеспечивает прекрасное прикрытие для атакующих. Ряды виноградных шпалер напоминают тоннели, потому что примерно в метре над землей они обрезаны и лоза растет влево и вправо. Вот почему русским, используя преимущества такого прикрытия, уже удавалось подкрасться к посту и бросить в него гранату. К счастью, часовой умудрился бросить ее обратно. Наше положение и в самом деле паршивое, поскольку в настоящее время нас так мало, что четыре ночи из пяти мы стоим на посту целую ночь, все темное время суток. То есть с 21:30 или 22:00 до 3:30 или 4:00 утра. В дневное время достаточно одного человека в избе и одного на колхозной ферме, на юго-западе деревни. Еще есть лощина, по которой русские могли незаметно подобраться к деревне и внезапно напасть! Такой график позволяет двоим спать, пока остальные на посту. Подобным образом можно сменять одного – одного-единственного – человека на посту. С рассветом, ближе к 3:30 или 4:00, четверо ложатся спать, а те, кто отдыхал, сменяют их, но теперь только по одному человеку на пост. Так мы чередуем часовых – две ночи на посту, затем ночь отдыха и дневной караул. Однажды произошло нечто невообразимое. Часовые на колхозной ферме явно задремали, и их разбудили двое русских солдат, желавших сдаться в плен! Представляете себе ситуацию? И если единственным наказанием для часовых послужило лишение права какое-то время пользоваться полковой лавкой[46] и строгое предупреждение, то только потому, что командование поступило мудро, приняв во внимание крайнюю усталость и постоянное недосыпание этих юнцов. В другое время все кончилось бы военно-полевым судом и оправкой в штрафную роту. Поэтому нам было необходимо выделить человека для патрулирования лощины – хотя бы в течение ночи. Помимо усталости и нервного напряжения того периода, ночь часто разрывали звуки стрельбы. Часто одной пулеметной очереди вторила другая, и вот уже к ним присоединялись выстрелы со всех концов деревни. Возможно, причиной стрельбы становились бродячая собака или заблудившаяся корова, и порой на восходе «трофеи» в виде подстреленного животного были предметом насмешек и издевок над нервными пулеметчиками. Но как можно в безлунную ночь определить разницу между коровой, собакой или противником? Пулеметчики ориентируются больше по звуку, чем по силуэту. И, не желая рисковать, открывают огонь.

29-го наш патруль вышел из Кубано-Армянска с заданием найти и принести останки Пьера Тавернье. Первым из добровольцев вызвался идти его отец. Они обязательно принесут нашего товарища, даже если их перебьют всех до единого. Патруль уходит в тишине и исчезает в лесу по протоптанной тропинке, поднимающейся к краю леса на юге деревни. Когда днем они возвращаются из леса, мы сразу же замечаем импровизированные носилки, которые несут ребята. Мы понимаем, что это наш Пьер. Я спускаюсь к дороге к командному пункту, по которой движется патруль. Когда они в безмолвии проходят мимо, я вижу брезент, закрепленный на двух винтовках. С одной стороны видны ноги, с другой всклокоченные волосы. Это наш друг – пятнадцатилетний мальчик, мужчина. За ним следует его отец, не отрывающий глаз от завернутого в брезент тела, раскачивающегося в такт шагам. Позднее, значительно позднее, я подойду и просто пожму ему руку. Но в данный момент я не смею мешать его мыслям, опасаясь вызвать у него слезы. Каждый из нас, в ожидании прощальной церемонии, медленно возвращается к своим занятиям. Позже все, кто остались от батальона, за исключением тех, кто

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату