– Отрекаешься ли от навета?
Тит покрутил головой вокруг, убедился, что помощи ждать неоткуда, и нехотя признал свои заблуждения:
– Признаю, что солгал, – попробовал тихонько прошептать Цвень, но его мощный голос прогремел, казалось, на всю площадь, так что признание услышали все. Но это уже была излишняя формальность. Раз я одолел, значит, автоматически доказал свою правоту. Отец Григорий уже письменно зафиксировал исход состязания и констатировал, что обвинения сняты.
Не став добивать противника, я со звоном вогнал кинжал обратно в ножны, отвернулся от поверженного боярина и, пошатываясь, побрел прочь с поля. Конечно, многие козельцы остались недовольны финалом поединка и осуждали меня за то, что не прикончил Цвеня. Но в целом вся публика была рада, особенно зрители, довольно звеневшие монетами.
Батый, проявив великодушие, милостиво объявил, что такой великий воин действительно достоин быть посаженным отцом Алсу. А так как царевна требует, чтобы её новоявленный родич был не менее, чем тысячником, то он, Бату, дарит мне тысячу всадников из числа крещеных куманов. Правда, большая часть подарка пока отсутствует, но скоро появится.
Тем временем отроки Тита выплатили судебную пошлину, а своего господина положили на плащ и быстрым шагом утащили подальше от места его позора. Впрочем, я успел заметить, что саженей через сто «инвалид» встал на ноги и зашагал сам как ни в чем не бывало.
Меня же восторженные болельщики обступили со всех сторон, начали хлопать по плечам и что-то кричать. Конец славословиям положил отец Григорий, отнюдь не смиренно растолкавший всех в стороны. Он пробился ко мне и тихонько заговорил по-гречески:
– Ну, все обошлось, а то я уж волноваться начал. Настойку-то вместо Тита черниговец Павша выпил. Вон, дрыхнет боярин.
– Что? Какую настойку? – я ошалело смотрел на священника, ничего не понимая. – Целебную?
– Маковую, – пояснил протоиерей.
– Чего? Зачем? – голова у меня начала кружиться, и более точно сформулировать вопрос я не смог.
– Чтобы он стал усмяглым, – подивился ромей моей недогадливости. – Сам посуди, Цвень все-таки в два раза тебя больше, и справиться с ним нелегко даже такому бойцу, как ты.
– Постой, а как же все эти уверения, что «на судебном поединке неправый будет повержен»?
– Гавша, – укоризненно покачал головой грек. – Эх ты, а еще историк. Справедливость в этом мире, безусловно, когда-нибудь восторжествует, но до той поры мы должны добиваться её сами. Посмотри вокруг – Царьград захвачен схизматиками, язычники сожгли половину русских городов, везде грабят и убивают. Если тебе это не нравится, то надо не дожидаться Страшного суда, а творить справедливость сейчас и своими руками.
– Но разве честно вмешиваться в ход судебного поединка?
– Судебного? – рассмеялся священник. – Боярин, не забывай, что я все-таки цивилизованный ромей и подобной дикости не признаю! Даже при древних царях Рима, почитай, двадцать веков назад, не было столь варварского обычая, чтобы правоту в суде доказывать остротой меча. В поединке побеждает тот, кто сильнее, выносливее и тренированнее, а не тот, кто честен. А если говорить о такой нелепице, как, например, испытание каленым железом, то у подсудимого вообще не останется шансов, если только руки его не высечены из мрамора. Я не раз пытался объяснить это козельскому эпарху, но, увы, древние обычаи довлеют над логикой. Хотя в вашем законодательстве вообще нет такой правовой нормы, как вооруженная схватка истца и ответчика, но судьи следуют принципу казуальности, ссылаясь на старые прецеденты. Впрочем, в данном случае они оказались нам на руку. Ты – лучший боец княжества и не мог проиграть, а значит, выиграл процесс, в котором, безусловно, был прав.
Надо же, обычный провинциальный священник, а так подкован в юриспруденции. Впрочем, это не удивительно. Кого попало из Византии сюда не пошлют, а на Руси, к тому же у церкви, куда больший объем юрисдикции, чем в Империи. Однако кое-что в поведении княжьего духовника меня все-таки смущало:
– Отче, я твою точку зрения, конечно, разделяю. Но скажи, если бы я прикончил Цвеня, то разве бы подливший ему маковой настойки не стал соучастником убийства, взяв грех на душу?
– Убийства? – опешил грек и удивленно распахнул глаза. – Как мог бы человек, щадивший даже врагов в пылу схватки, убить своего соплеменника, пусть даже и такого мерзкого?
На это возразить мне было нечего. Такого пацифиста, как человек из будущего, здесь еще поискать надо. Да и желания спорить уже не было. Вся усталость этого дня, все нервное напряжение так сдавили плечи, что осталось только одно желание – упасть прямо здесь и заснуть.
С трудом помню, что меня куда-то отвели, разули, стянули рукавицы и кожух, а потом уложили спать. Едва голова коснулась лавки, как я тут же блаженно закрыл глаза и сладко уснул. Вернее, только собирался уснуть, потому что меня сразу же начали трясти, а встревоженный голос Прони закричал прямо в ухо:
– Беда, тысяцкий! Вставай ужо! Цвень с черниговцами уехал еще впотьмах, до рассвета.
– Как это до рассвета, если день еще не закончился, – ничего не понял я спросонья. – В оконце-то светло, сам посмотри.
Но, протерев кое-как глаза, я глянул на улицу и убедился, что солнце действительно уже на востоке. Выходит, пока я спал, ночь уже прошла. Впрочем, ничего страшного не произошло и незачем так волноваться.
– Ну и ляд с Титом, – равнодушно ответил я воеводе. – Пусть себе катится. Ему же хуже, добычу-то еще не всю поделили.
– Так он, лиходей, не просто уехал, – в сердцах воскликнул Василий Дмитриевич, – а царевну с собой умыкнул!
Плеснув себе на лицо воды из заботливо наготовленного кем-то кувшина, я окончательно пришел в себя и потребовал:
– Карту зажиздренского бора мне!
– У князя вроде чертеж, – с сомнением произнес воевода, потеребив бородку. – Искать надо.
– Ну и ладно, у беглецов все равно путь один – к полудню. Сигнальте заречным дозорным: перекрыть пункты два, три и четыре. В бой не вступать.
Плохо воевать без телефонов и радиосвязи. Хорошо еще, что внедренная мною система дымовых сигналов позволяла передавать простейшие приказы. Не прошло и пяти минут, как до города донесся грохот поваленных деревьев. Подпиленные заранее стволы позволяли мгновенно перекрыть просеки, сделав их непроходимыми для санного обоза.
Взбежав на стрельницу, я увидел, как черниговская дружина, длинной лентой растянувшаяся по переправе через Жиздру, на краю бора уперлась в нежданно появившийся завал, перегораживающий путь. Конечно, всадники без особого труда смогут просочиться по лесу, но возы с добычей по чащобе не проедут. Пока завал разметают, пройдет какое-то время, а еще через несколько верст Цвеня ждет новый сюрприз.
Хорошо, полчаса у нас есть, но кого можно снарядить в погоню? Все-таки сражаться с недавними соратниками, которые к тому же находятся на службе и спешат по вызову князя, козельцы не станут. Из
