– Не могу-у! Отходите назад, прикроете огнем, я подбегу и ка-ак шандарахну по «Крысе», – не унимался возбужденный азартом сержант, елозя носками сапог по хвое.
Радистка цыкнула на него и показала кулак. Ее мотание головой и бледное лицо с ярко выраженным протестом отчетливо поясняли слова:
– Не-е сме-ей! Убью сама-а… Слышишь, Машков?! Лежи-и…
Скорость литерного из-за огромного веса и легкого пригорка оставляла желать лучшего, неплохо являя собой отличную мишень для авиации. Да еще светлое время суток способствовало успешному обнаружению и бомбометанию, но… Ни один самолет не находился в этом районе днем, а немцы, воспользовавшись молитвами на удачу и нетерпящими отлагательства обстоятельствами, в спешке перегоняли секретный мобильный объект в другое место.
– Видимо, сильно приспичило гадам, что днем перегоняют?! – вслух подумал Машков, неотрывно следя за литерным. – Поди о нас слухи дошли или угрозу грызуну фрицы почуяли, вылавливая нас в запретной зоне.
– Бли-ин-н! Фотоаппарат забыли в вещмешке возле лошади… – Пешкова чуть не вскрикнула от негодования. А ведь одной из задач диверсантов стояло фотодокументальное подтверждение объекта.
– Е… твою мать, Лизка! Стой… куда? – Машков еле удержал радистку, схватив ее за рукав. – Замри… Собаки!
Один из псов зарычал, уставившись на кустарник под соснами. Его одернул солдат, и патруль пошел дальше. Охрана поезда, видимо, давно устала, и ей осточертело бродить взад-вперед за пыхтящим составом, постоянно напрягаясь и реагируя на каждый шорох и звук вокруг.
Один из гитлеровцев дальнего круга охранения, громко хрустя сучьями и шурша хвоей, прошел в пяти метрах от разведчиков. За ним вскоре появился следующий, а за тем еще один. Так и тянулись солдаты вдоль опушки, будто связанные невидимой веревочкой, кто нервно, а кто равнодушно поглядывая на заросли или в небо.
– Эх-х, всего бы пару ПТАБов на эту хрень! – сержант уткнулся лицом в дерн и сжал кулаки. – Лиз, неужели он не настоящий?!
– Не знаю… Возить макет с такой охраной?.. Сомневаюсь.
– А что, нужно без конвоя? Чтобы каждая собака тыкалась мордой и узнавала, что там и как? Не-е, тут только Степаныч прояснит все. Его стихия. Крысолов, едрить его в печень!
– Тише.
Литерный проехал мимо, завершив свое шествие платформой с зенитным орудием, за ним, пыхтя бензиновым двигателем, проплыла дрезина с тройкой стрелков-пулеметчиков.
– Вот же… конь в пальто! Ядрена кочерыжка! И чего теперь?
Лиза повернулась на спину, но мешал сидор, сморщилась и посмотрела на товарища:
– Какой же ты, Машков, грубиян и злюка! Аж уши вянут.
– Я ночью на койке ласковый.
– Бедная койка! Жаль ее.
– Че-е?!
Рядом зашуршало, и появился Сергачев, пытающийся ползти по-пластунски, но возраст, животик и отсутствие навыков позволяли передвигаться разве что на четвереньках. С другой стороны профессионально, а потому бесшумно обозначился Селезень.
– Вы видели?! Нет, вы видели это чудо? Я даже сфотографировал этот цирк на всю обойму. Теперь будем вместо пуль стрелять во фрицев снимками их литерного… Их якобы настоящего «чудо-оружия»!
Разведчики недоуменно переглянулись, оторопевший сержант первым открыл рот:
– А… это… он что… серьезно не настоящий?!
– Естественно! Полная лажа. Бутафория, – ветеран прямо искрился от удовольствия, что живьем увидел легенду Третьего рейха, мечту Гитлера, воплощенную только лишь в дереве, – уверен, что макет деревянный. Отдельные части, вероятно, металлические… ну, там балки, швеллера, арматура кое-какая.
– А пушки?
– Пушки, скорее всего, настоящие, но неликвид, списанные или бракованные, – Сергачев убрал фотоаппарат в вещмешок, порядком повозившись с затянутым узлом, – чтобы придать натуральности объекту.
– Ты уверен, Степаныч?
– Более чем. Объясню позже, нужно уходить, я так понимаю?! И срочно доложить нашим.
– Нужно.
Бойцы торопливо углубились в лес, прихватили лошадь с немцем, судя по всему, пытавшимся сбежать, но только упавшим с седла и вывихнувшим кисть руки, и быстрым темпом двинули на возвышенность. Оставаться в особо охраняемом секторе и выходить на связь из глухой чащи становилось опасно и бессмысленно.
Спустя полчаса сбивший дыхание от изнурительного «рваного» бега по пересеченке ветеран свалился без сил и принялся пить прямо из лужи.
– Степаныч… – Машков сам упал на бок и тяжело задышал, утирая красное потное лицо рукавом… – Ты че из лужи-то?.. Козленочком станешь… Фляжка же есть.
Сергачев только отмахивался и жадно швыркал темную воду, стоя на четвереньках. Обессиленная Лиза спиной уперлась в сосну и с закрытыми глазами выравнивала дыхание, рисуя в воздухе одной здоровой рукой плавные пируэты и высоко вздымая грудь. Раненая висела вдоль тела. Офицер СС валялся рядом, Селезень засел в кустах недалеко, сторожа покой друзей.
Место, куда остатки отряда добрались, находилось на высоком склоне оврага. Оно больше походило даже не на овраг, а на ущелье, хотя горы в этой местности отсутствовали, иногда умиляя взор высокими холмами и отдельными валунами, когда-то принесенными сюда ледниками со Скандинавии.
Пешкова открыла глаза, поднялась неохотно и кряхтя, как столетняя бабка с топчана, сделала несколько шагов к краю скалы и стала осматривать округу. С высоты гряды вид открывался чудесный: прусские ландшафты с пасущимися коровами, крестьяне, окучивающие землю, тонкая серебристая ленточка речки, многочисленные лесные колки среди полей и лугов, бескрайние дали желтых рапсовых угодий до самого горизонта. Слева и справа – густые темно-зеленые леса, железная дорога, расчерчивающая сосновые боры с запада на восток. Вдалеке черной змейкой колонна автомашин и прочей военной техники, движущаяся из одного населенного пункта в другой. Девушка внимательно взглянула на одинокую сосну, росшую рядом, прямо на утесе, старое кострище, почти вертикальные стены скал с журчащим на дне лога ручьем.
– Осторожно, дочка, соскользнешь – не соберем потом, – предупредил Сергачев, оторвавшись от питья и усаживаясь на ягодицы, – после дождя камни скользкие… мох тоже. Уф-ф, вот так пробежечка… уморился. Сто лет не бегал так… да еще в гору.
– Волка ноги кормят, дед! – сказал Машков, как-то заинтересованно глядя на фигуру Лизы. – Нам часто приходится носиться по лесу, дабы не быть словленными. Так что привыкай.
– Василий, что за «дед»? Что за насмешки? – Пешкова с укором взглянула на сержанта и отрицательно
