– Блин, я половину не услышал, Степаныч, но понял, что ты знаешь свое дело. Веди нас. Я пока локомотив ощерю стволами да пару указаний дам нашим. И это… ты сильно-то не торчи тут на виду! Не высовывайся, а то вмиг подстрелят.
– Ясно. Учту. Серега, харэ угля кидать. Вона как чешет наш транспорт. Принеси мне «шарманку», она в ячейке за паровозной кабиной.
– Кого? Какую еще шарманку?
– Тьфу ты… Ну, чемоданчик там должен быть. С инструментом и прочим скарбом механика-машиниста.
– Ага, понял, ща.
Паровоз, оставляя густой шлейф черного дыма, несся в сторону ближайшего поместья Пилькаллен, одного из сельскохозяйственных центров пруссаков. Мимо с безучастным видом мелькали подводы с крестьянами, стада коров и овец, вялые сонные часовые, охранявшие важные стрелочные переводы, семафоры и переезды. Вдалеке пылил конвой, больше смахивающий на мобильный патруль, возвращавшийся с ночного дежурства.
– Ну, Пилькаллен, надеюсь, ты нас не задержишь! – прошептал Сергачев, не снимая руки с рычага.
Поместье какого-то местного барона с виднеющимся неподалеку недостроенным замком возле пруда находилось чуть в стороне от железной дороги. Может быть, по этой причине немцы не успели достичь контрольной точки для засады, ме́ста, где пути пересекало асфальтовое шоссе из селения.
Со стороны населенного пункта мчались грузовик и два мотоцикла. По столбу пыли, мигающим фарам и сигналам клаксонов беглецам стало ясно, что этот патруль по их души. А когда гитлеровцы еще начали стрелять из винтовок, то мысли разведчиков утвердились.
– Нельзя, Серега! Убери, – сказал Машков, трогая плечо снайпера, – в этом районе нам шуметь нельзя, и жертвы не нужны. Иначе газеты завтра сообщат о перестрелке в районе Пиль… Пуль… Короче, соблюдаем тишину.
– Есть, – Селезень опустил винтовку и снова взялся за край железного щита ограждения локомотива, – надеюсь, скоро сможем пострелять с лихвой?!
– Пацан ты еще, Серый! Все бы тебе пострелять да побегать. Какие твои годы, рядовой?!
Патруль остался позади, паровоз, чуть притормаживая на повороте, скрылся за лесным массивом. Сергачев выпрямился, огляделся и вытер пот. А потом позвал Селезня снова топить кочегарку.
* * *Их еще раз обстреливали в поле за лесом. Мобильный патруль гитлеровцев, получивший приказ остановить локомотив любой ценой, открыл огонь из станкового пулемета и всех стволов. К тому же попытался забаррикадировать путь старыми шпалами и досками, кинул пару гранат.
Но паровоз, оборудованный путеочистителем, или, как его называют сами железнодорожники, метельником, да еще вдобавок и дрезиной, которая никак не хотела расставаться с гигантом, с легкостью снес заграждение и устремился дальше. Локомотив тряхнуло так, что его пассажиры чуть не расшибли лбы и не переломали конечности, вроде бы крепко держась, пули жутко звякали по металлу, выбивали искры, но урона стальной махине не нанесли. Дрезина с мятыми стенками и поручнями удержалась, но с нее снесло закрепленный на станине пулемет.
Оставив раздосадованных гитлеровцев позади, паровоз теперь взял курс на Хельберг, станцию с полудюжиной депо и ангаров, где еще недавно прятался литерный с «Крысой».
– Если немцы рискнут пожертвовать техникой, то могут выставить на пути броневик или танк, – сообщил Сергачев, следя за курсом и оборудованием управления, – тогда нам крышка. Я уже молю бога, чтобы хотя бы в Хельберге закончить эту гонку. Благополучно.
– Жми, дядя, все будет зашибись! – Желтые зубы на почерневшем от сажи и угольной пыли лице Селезня обнажились и придали физиономии комичность.
– Жму-жму, кочегар ты мой ненаглядный! Сержант, у нас план какой имеется? Боюсь, фрицы на этот раз подготовятся сильнее. Могут и рельсы взорвать, лишь бы нас захватить. И стрелочный перевод изменить и пустить нас в тупиковую… на ветку отстоя.
– Ты машинист, ты и предлагай! Но если уж и вредить фрицам, то именно в Хельберге этом, – ответил Машков, играя желваками, – можно таран устроить, но желательно нанести максимальный вред врагу. Хорошо бы, на пути стоял литерный. Вот это бы была удача!
– Возможно и так. Карту дай, сержант, малость подзабыл эти места. Тут вроде как ветка вправо должна быть, если не изменяет память. Но одноколейка. Тупик верный, зато в стороне от засады.
– Нам же в Хельберг нужно!
– Мы туда и попадем, но в обход главной магистрали. Железка потом соединяется на станции, вот только…
– … Что «только»? – Машков напрягся, вглядываясь в замолчавшего машиниста и протягивая ему карту.
– Лишь бы на этой колее никакой другой поезд не встретился. Та-ак, что там у нас, – Сергачев стал рассматривать значки и линии на карте, трясясь от движений локомотива, – Хельберг, Ауловенен, Шлиссенгард, Радшен… Если местные не используют путь для своих нужд, не пустили «овечку» или не устроили ремонт, то проскочим и через четверть часа будем в Хельберге. Кстати, там очень красивый старинный замок на берегу…
– …К черту эти красоты! – Машков выдернул карту из рук ветерана, поправил автомат на плече. – Что там, в Хельберге?
– Колея выведет нас к грузовым платформам, где раньше загоняли и затаривали эшелоны и товарняки. Топливо, товары народного хозяйства, техника, продукты, а по нынешним временам, возможно, и оружие.
– И? Так тогда нам туда, идем на таран, выпрыгиваем, захватываем грузовик или бронемашину, дуем в лес и дальше по плану. Нет? Че-то мне мина твоя не нравится, Степаныч!
– Есть одно но!
– Говори, не томи, едрить тебя…
– … Чтобы попасть на этот путь, нужно перевести стрелку вправо, а сделать это можно в случае, если нам ее кто-то переключит.
– Вот же гадство! И как нам сделать это? – Сержант потер лоб, увернулся от черенка лопаты, которой орудовал Селезень, питая углем топку, и выглянул из кабины.
Вдали таяли полоски серебристых рельсов, крутящая лопастями мельница проплывала сбоку, одинокий всадник скакал по полю. Дрезина, брякающая впереди, раздражала своим скрипом и лязгом, подгоняемая локомотивом.
– Слуша-ай! А если оседлать эту дрезину и вырваться вперед, достичь стрелки и перевести ее? – предложил Машков, зайдя
