– Не может быть! – Барановски перепугался не на шутку – ведь Громов не сказал ему, что в комбинации участвовал Владлен (значит, и он агент! елки-палки, куда ни сунешься – всюду агенты, просто ужас какой-то!). Если Уоррен расскажет обо всем начальству, то Юджина наверняка выпрут из посольства как агента КГБ, а место ведь хлебное. Ну и мерзкая организация, плевать ей на собственные преданные кадры, все уничтожит ради своих целей! Эх, надо поскорее выехать с ее помощью в турпоездку и дерануть там подальше от этих сукиных сынов! Но это эмоции. что делать?
– Они знают все, они предъявили мне фотографии, значит, за мной все время следили. Ты не представляешь, какие там позы!
Барановски занервничал, выпил рюмку водки.
– Там не было наших с тобой фотографий?
– Нет. Слава богу, что нет. Я не знаю, что делать.
– Главное – не делать из мухи слона. И вообще все это звучит, как анекдот. Ерунда!
– Ты что? – возмутился Джон. – Что тут смешного?
– Ситуация непростая, но ты слишком ее драматизируешь. В худшем случае тебе придется уехать в Лондон, разве это так уж ужасно?
– Если бы только это! Они обещали скомпрометировать меня! Я хочу доложить все послу.
– Самое глупое, что ты можешь сделать. Выгонят, сломают всю жизнь. А жизнь – главнее всего, главнее всех правительств и тем более какого-то КГБ. Зачем портить с ними отношения? Ради чего? Почему бы немного не поиграть с ними, что-то пообещать? Во всяком случае, не бежать от них, как нашкодивший кот!
Успокоил, придержал.
И действительно – ничего не случилось, Уоррен продолжал исправно служить, так никому и не доложив о ЧП, более того, Лондон, с подачи Барнса, продлил командировку на год.
Конечно, он ожидал, что грозная пара позвонит или возникнет перед ним на улице, он уже подготовился к этому, а они тянули. Может, вообще о нем забыли, закрутились в своих заботах?
Ха-ха.
– Господин Уоррен? – спросил голос по-английски, но со знакомым акцентом. – Вам удобно со мной говорить? Это ваш знакомый Виталий, с которым вы недавно встречались на даче. Я хотел бы пригласить вас на ланч в «Арагви».
Он уже давно решил: почему бы не встретиться? Это ведь не предательство. Лучше, чем идти на конфронтацию…
В «Арагви» его тут же препроводил-утянул в кабинет метрдотель – вот и Виталий, фонтанирующий дружелюбие. Выпили, закусили, заговорили о балете – Громов оказался большим любителем балета и знатоком (специально проработал несколько монографий накануне встречи, даже мемуары Лифаря прочитал).
– Вы нас извините, если что не так, – как бы мимоходом, между прочим. – Мы никоим образом не хотели вас обидеть, не расценивайте нашу встречу как шантаж. Наоборот, мы стоим за укрепление отношений между английским и советским народами, мы выступаем за мир и видим в вас патриота Британии и искреннего друга Советского Союза. Разве это не так?
– Да, мне здесь очень нравится.
– Вот и прекрасно! – обрадовался Громов. – Мы никоим образом не намерены вмешиваться в вашу личную жизнь. (хотел добавить, что все арестованные партнеры – на свободе, но решил, что поручит Владлену самому заявить о своем благополучии.)
– Чего же вы от меня хотите?
– Да ничего! Ровным счетом ничего! Нас вообще мало интересует Англия, она – не враг дела мира, а вот Соединенные Штаты.
Об антиамериканских настроениях Джона сообщал не раз Барановски, конечно, они были неглубоки: штатники раздражали своей мощью, и вообще после войны влияние Англии усыхало.
Громов развил: страна превращается в 49-й штат, экран забили идиотские американские боевики, разве не ужасно?
Как ни странно, Уоррену весь этот ход мысли показался новым и интересным, даже некоторым откровением, Громов увлекся, крепко насел на американский империализм, правда, вовремя спохватился, вспомнил, что не на партучебе.
Закончил патетически:
– Знаете что, Джон? Давайте просто будем друзьями! Будем иногда встречаться, в этом нет ничего предосудительного. Хотя вы и не дипломат, но ваше мнение имеет особый вес. У меня только одна просьба: никому не рассказывать о наших встречах.
Последнее – залог успеха, что стоит разработка, если источник о ней болтает?
Расстались друзьями, а тут еще приятный сюрприз: прямо навстречу шел блистательный Леонид (злился необыкновенно, ибо прождал около памятника Долгорукому целый час, боялся пропустить, а тут холодный ветер, черт бы его побрал!).
– Боже мой, Джон! Куда же вы исчезли? Я так соскучился по вам, так соскучился! Вы знаете, в тот раз произошло недоразумение, нас приняли совсем за других людей. Послушайте, что вы делаете сейчас? Поехали ко мне!
С корабля на бал. И что в этом плохого? Разве он виноват в чем-то перед королевой и отечеством? Как повезло, что встретил Леонида.
Разработка клерка атташата подняла авторитет Петра Ивановича, сняла еще один немаловажный синдром: высокий генерал имел тридцать восьмой размер ботинок, продавщицы улыбались, услышав об этом, поэтому ему приходилось шить обувь в цековском ателье, тоже неприятно. Так вот, после победы в деле Уоррена синдром исчез. Правда, Петр Иванович удивил свою Капу вопросом, существовал ли в Древней Греции остров вроде Лесбоса, но наоборот, где одни мужчины и мальчики. Такого жена припомнить не смогла, хотя рассказала, что Платон был гомосексуалистом и утверждения о пылкой связи Сократа с проституткой Аспазией полная чушь, ибо он тоже развратничал со своим учеником Алкивиадом.
– А Приап? – поинтересовался муж.
– Хорошо бы, чтобы у тебя стоял, как у Приапа! – разозлилась Капа.
И на Громове благотворно отразилась разработка: со стыдом ловя себя на интересе к гомосексуализму (о, эта страшная сцена во время съемок!), он решил подетальнее ознакомиться с вопросом и купил учебник «История Древней Греции» в издательстве «Высшая школа», правда, по существу проблемы ничего не обнаружил, зато узнал, что первое классовое общество появилось на острове Крит.
Человек привыкает ко всему, привыкает к войне, к голоду, к нищете, привыкает к «Мерседесу», особняку с охраной, к бесконечному счастью, к нелюбимой жене, к вымогателю-бандиту.
