– Не суетись, – сказал я ему на языке франков, которым мы оба владели прилично. – Языки рвать не будем. Это я так, пугаю.
– И вы были бы повешены, – продолжал я по-скандинавски, обращаясь в доносчикам. – Если бы дошло до суда. И это была бы малая цена за честь мою и моей жены. Однако я думаю так: ваша ложь не выйдет за пределы этого дома. Мой человек, – кивок в сторону Скиди, – ничего никому не расскажет, и вы – тоже.
Я специально начал со Скиди, чтоб не решили, что я их всех зарублю на месте.
– Возможно, я даже оставлю вас в живых, – продолжал я, поглаживая рукоять Вдоводела. – Однако поклеп, который возвели твои родичи, требует наказания. Так?
Староста быстро-быстро закивал. Смышленый. Понял, что казнь откладывается. Более того, его самого я уже вывел из числа ответчиков.
– Они ж дети! – залопотал кирьял. – Детишки! Напридумывали невесть что! Не со зла же.
Детишки, значит… Склонен думать, что через год-другой «детишек» этих уже женить пора. Если доживут.
– Детишки, говоришь? Скиди! Найди ремень пожестче и выдай детишкам положенное, – попросил я. И добавил опять по-франкски: – Только не калечь и чтоб на ноги сами потом встали. Переведи им, – скомандовал я папаше. – И пусть идут во двор. А с тобой мы отдельно поговорим.
Сейчас, пока он на стрессе, я ему мозг и выпотрошу. Для того и затевалось. Мне этими людьми править. А чтобы править, надо знать. Сейчас…
– Хёвдинг! – В дом, неуважительно отпихнув Скиди, ворвался Куци. – Свеи напали!
– Куда… – начал я. И тут же сообразил, что речь идет не о селении. Куци же на острове оставался. Раз он здесь… – Когда, сколько, как наши?
– Один драккар, – с трудом переводя дыхание, ответил варяжонок. – Тот самый, что ты им дал. Десятка три их…
Я поймал укоризненный взгляд Скиди. Ну да. Старина Ульф в очередной раз проявил слабость: вместо того чтобы перебить врагов, отпустил их домой. Ну а те домой возвращаться не пожелали.
– Гуннар сказал: взять лодку и чайкой к вам! А Свартхёвди велел к тебе бежать!
Блин! В очередной раз убеждаюсь: хреновый из меня хёвдинг. Хороший враг – мертвый враг. Не убил – проявил слабость. Так это здесь понимается. В мире волков. А я, Ульф Свити, Белый Волк, постоянно об этом забываю.
А надо бы помнить. И хотя бы контролировать. Отпустил и забыл. Занялся всякой хренью…
А моих людей тем временем убивают те, кого я пощадил.
– Пойдем! – скомандовал я Скиди.
– А мы что же? – забеспокоился староста.
– Девку береги. С ней – после. И дай ей что из одежды и покорми. А дурней своих сам накажи! – бросил я уже через плечо. – Строго! Чтоб до следующего новолуния стоя ели!
– Я накажу! Не сомневайся, ярл! Уж я их… – кричал он вслед, но я не слушал.
Мы втроем, разбрызгивая лужи, помчались к пристани.
Глава 28. Король на горе
Вот кто настоящий вождь. Медвежонок. «Северный Змей» ждал нас в полной готовности. Только «Северный Змей». «Клык Фреки» останется пока здесь. Так быстрее.
Я взбежал по сходням и занял подобающее ярлу место на носу. А потом мы рванули. Да еще как! Фарватер известен, на каждом руме по двое, дорога близкая. Высокий нос драккара взрезал рябую от дождя воду не хуже скоростного катера. Узлов до пятнадцати разогнались минимум.
Свартхёвди – у руля. От меня подальше. Я тоже сейчас не рвался общаться с названым братом. Нет, вслух укорять меня он бы не стал, но тут и без слов все понятно.
Рядом со мной встал Бури. Я уже заметил: грести мой азиат не любит. Ну да ладно. Грести и без него есть кому, а вот такого снайпера…
Бури погладил резную поверхность драккарова носа:
– Не слишком искусно, но – с любовью, – проговорил он по-словенски, лаская выпуклые фигурки зверей и человечков. – Иной муж коня любимого так не украшает, как люди Севера свои корабли.
– Да, это так, – я настороженно глянул на мастера-стрелка. – Они – наши кони. Нет, наши драконы. Без них мы – никто.
– Я понимаю, – отозвался Бури. – Как воин в степи – без коня.
– Больше, – не согласился я. – По суше и собственными ногами можно. А морская дорога… Она больше, – добавил я неожиданно сам для себя. – Тут ты или дракон… Или утка.
– Почему тогда ты не хочешь быть драконом? – сделал еще более неожиданный вывод Бури.
Блин! Интересный разговор получается. Хотя, может, и к лучшему. Можно не думать о том, что сейчас происходит на острове. Что ж, я не против поговорить о драконах.
– Я не хочу стать драконом, потому что я видел дракона.
Это только половина правды. Вторая: мне никто и не предлагал – в драконы. Но что да, то да. Ящер, который глядел на меня из глаз Ивара Бескостного… Такое точно не забудешь.
– Дракон страшен, – сказал Бури. Он смотрел не на меня – на воду, испятнанную каплями дождя. – Но таким и должен быть хранитель равновесия, хранитель закона. Что это за закон, перед которым не трепещут?
Под таким углом я на это дело не смотрел. Хотя аккурат в тему моих нынешних мыслей.
– Закона обязательно должны бояться? – спросил я.
– Бояться? – Бури повернулся, глянул остро. – Не бояться, нет. Бояться – мало. Трепетать. Чтить. Ужасаться. Каким же еще должен быть хранитель закона в глазах людей, если даже боги ему подвластны!
– Откуда ты знаешь?
– Стоило бы и тебе знать, танцор-привратник, – усмешка Бури меня пугала. – Дракон почтил тебя малым даром. Думаю, тебе тоже стоит чтить его. И ужасаться. На его силе держится мир.
– Мой франк говорит другое, – мне перестал нравиться наш разговор. Он затрагивал нечто… То, что я не хотел бы трогать.
– Отец Бернар говорит: мир держится на Любви Бога.
Бури засмеялся. Странный смех. Будто пес раскашлялся.
– Мир, который стоит на любви. Очень жестоко.
– Почему?
– Для защиты его придется убить всех, кто хочет другого. Только очень жестокий может позволить показать слабость.
– Любовь – это не слабость, а сила! – возразил я. – Когда я… Когда я танцую свой танец, я, знаешь ли, не испытываю ненависти. Нет! Я очень люблю этот мир!
Очень эмоционально получилось. Я смутился и перевел взгляд на изрезанную береговую линию. Как же здесь красиво! Пожалуй, мне эти берега ближе, чем та сторона Балтийского моря. Может, потому что родина?
Дождь внезапно кончился. Вернее, прекратился. Судя по серому небу, воды там, наверху, еще хватало.
– Уверен, что любишь именно этот мир? – спросил Бури. – Или тот, другой, врата в который отворяет твой меч, когда ты поднимаешься по ступеням танца и никто не смеет коснуться тебя? Ты уверен, что твоя любовь – это не отражение ужаса тех, кто глядит
