Примечание авторов: * это полковник Новиков командировал в Петербург отделение своих морпехов для первоначального обучения будущего штурмового спецназа СИБ.
Миновав двор Иоанновского равелина, мы прошли Петровскими воротами и свернули в сторону Государева бастиона. По дороге Евгений Петрович, который чтобы успокоить меня, немного рассказал о своей службе, тем самым взяв на себя обязанности Вергилия.
– Вы, Владимир Григорьевич, – говорил он, – не путайте нас, пожалуйста, с охранкой или жандармами, даже несмотря на то, что Охранное отделение целиком вошло в состав нашей службы, в которую также вступило немало бывших офицеров ОКЖ…
– Постойте, Евгений Петрович, – сказал я, проходя под гулкими сводами Петровских ворот, – как же так получается, что люди у вас служат все те же, из охранки и жандармерии, но вы просите вас с ними не путать? Сами-то вы из каковских будете?
Господин Мартынов немного помолчал, а потом ответил:
– Сам я буду с островов Эллиота, а если точнее, из две тысячи семнадцатого года. Еще совсем недавно я был старшим лейтенантом Федеральной Службы Безопасности России. На ваши деньги это поручик. Капитаном, как у вас тут говорят, меня поздравил уже здесь государь Николай Александрович за успешное начало службы Империи…
Немного помолчав и оценив мою реакцию (я просто рот раскрыл и растерянно моргал), капитан Мартынов невозмутимо продолжил:
– Что же касается нашей службы, то у нее совсем иные задачи, нежели у охранки. Мы устраняем угрозы безопасности Российской империи – без различия того, откуда они исходят: от террористов всех мастей, местных доморощенных революционеров, агентов влияния и шпионов иностранных держав, действий жаждущего власти крупного капитала или дурости отечественных чиновников всех уровней. А дурость может заключаться и в чрезмерном держании и непущании, в то время как ситуация требует как минимум прислушаться к мнению здоровой части общества. Вот и приходится нам думать над тем, как вскрывать нарывы на теле общества и врачевать раны, ибо эта угроза, возможно, страшнее всех остальных вместе взятых. Но это, Владимир Григорьевич, совсем не по вашей части. А по вашей части то, что одной из угроз является общая технологическая и промышленная отсталость Российской империи, и для того, чтобы ее ликвидировать, как раз и нужны такие талантливые люди как вы. Да мы, собственно, уже пришли, прошу…
С этими словами капитан Мартынов, не обращая внимания на отдавшего честь очередного часового, открыл массивную металлическую дверь каземата замысловатым ключом. Несмотря на то, что эта дверь была толщиной не менее двух дюймов и имела немалый вес, открылась она хоть и с натугой, но без малейшего скрипа. А там, внутри, на большом столе, застеленном брезентом, как хищные звери в клетке, прикладами к нам лежали… я сразу даже затруднился, как их назвать. На привычные винтовки (даже на автоматическую винтовку Мадсена) эти образцы оружия походили очень мало, и вообще выглядели как изделия сумасшедшего ученого из фантастического романа. Единственное, что было понятно – что это именно автоматическое оружие, предназначенное для того, чтобы буквально осыпать противника целым ливнем пуль. Об этом говорили большие патронные магазины (как на винтовке и пулемете Мадсена, только примыкаемые снизу, а не сверху), а также металлическая на вид лента с патронами, вставленная в образец, который должен был быть пулеметом. В отличие от пулеметов «Максим», установленных на громоздкие лафеты трехдюймовых пушек, этот пулемет был поразительно небольшим и компактным, пригодным к переноске на поле боя одним-единственным солдатом.
– Ну что, Владимир Григорьевич, – спросил у меня капитан Мартынов, – каковы ваши впечатления?
Впечатления у меня были из разряда тех, что не описать словами – уж очень сильно меня увлекла смертоносная красота представленного оружия, особенно опирающегося на короткие сошки пулемета, который, казалось, в любую секунду готов открыть огонь, а остроконечные патроны в ленте выглядели будто оскаленные в угрозе зубы Зверя. Если напрячь воображение, то можно представить, как солдаты, лежащие за этими стреляющими машинками, одну за другой косят бесчисленные японские цепи, как растут горы вражеских трупов, и как враг отступает, захлебнувшись в собственной крови.
– Это невероятно! – произнес я с дрожью в голосе, – скажите, Евгений Петрович, а мне можно подойти поближе и потрогать ЭТО своими руками?
– Разумеется, можно, Владимир Григорьевич, – ответил капитан Мартынов, – для этого я вас и пригласил. Но только для начала давайте я прочитаю вам некоторую вводную лекцию, совмещенную с наглядной демонстрацией?
В ответ на это предложение я только кивнул. Происходящее виделось мне как исполнение самой сокровенной мечты. Совсем недавно я мечтал увидеть такое оружие хоть одним глазком – и вот мечты мои сбылись.
Капитан Мартынов взял со стола карабин, с виду почти не отличающийся от обычного карабина Мосина.
– Вот, – сказал он, – настоящий раритет. Самый древний из всех образцов, наиболее близкий к имеющимся у вас образцам оружия. Нашелся на одном из наших кораблей в качестве оружия часового, стоящего на посту №1, при боевом знамени. Везли вообще-то в подарок государю Николаю Александровичу, но он в последнее время совершенно охладел к стрельбе и попросил, чтобы мы использовали его по своему усмотрению, но только никого не убивали. И правильно, убивать будут его дети. Итак, знакомьтесь – самозарядный карабин Симонова, год рождения тысяча девятьсот сорок четвертый, принят на вооружение в сорок девятом. Неотъемный магазин на десять патронов, при открытом затворе, так же как и винтовка Мосина, снаряжающийся из пачек специальными патронами для автоматического оружия калибра три линии с укороченной на четверть гильзой. Прицельная дальность – одна верста, эффективная дальность стрельбы – двести саженей. Возможности автоматического огня не имеет. По предварительной оценке, подразделение, перевооруженное с винтовок Мосина на карабины Симонова, потеряв в дальности стрельбы, сможет втрое увеличить плотность огня на средних дистанциях боя, когда противник уже видим совершенно отчетливо. В пехоте данный карабин использовался до конца пятидесятых годов, в артиллерии и прочих войсках, не ведущих стрелковый бой, до конца восьмидесятых. В начале двадцать первого века состоит на вооружении охранных подразделений и является одним из самых распространенных образцов стрелкового охотничьего
